– Какая шустрая. На все у тебя готов ответ. Но я не слушаю никакие передачи. И когда мы с тобой перешли на «ты»?
– Извини, Валя, но я не вижу причин обращаться к тебе на «вы».
Валентин остановился, прислонил кулак к подбородку, стараясь вспомнить, откуда он все-таки знает Рамуте. И вообще, чего это она такая наглая? После минутной паузы он сказал: «Что ж. Проходи», – махнул рукой и повел гостей на кухню.
– Ты. – Он обращался к Рамуте, не обращая внимания на Никиту. – Не стесняйся, чувствуй себя, как дома.
– Спасибо, – сказал Никита. – Валентин, нам очень приятно. Мы ценим ваше гостеприимство.
Никита не глядя сел на табуретку. Только потом он понял, что угодил пятой точкой во что-то липкое. Покачал головой, но решил промолчать, чтобы не мешать Рамуте. Незаметно нащупал лужу под собой, поднес пальцы к лицу. Судя по запаху, сейчас он сидел на пролитом супе.
– Твой друг немного странный. Чудак какой-то. Смотри, как глаза забегали. И разговаривает стремно. – Художник наклонил голову и с недоверием посмотрел на Никиту. – Кофе будешь?
Рамуте отказалась. Никита хотел было попросить чаю, но заметил грязные чашки, желтые ободки заварки и следы подтеков от позавчерашнего кофе на фарфоровых стенках и тоже отказался.
– А я, пожалуй, выпью.
Хозяин квартиры насыпал столовую ложку растворимого кофе в пол-литровую банку от консервированного горошка, залил его горячей водой из крана и размешал, расплескивая содержимое на пол.
– Скажи, Валя, – начала Рамуте издалека. – А над чем ты сейчас работаешь?
– Называй меня Валентин.
– Ладно. Так над чем трудишься?
– Подонок с дырявым ртом.
– Ого.
– Да. Последние полгода крашу Подонка с дырявым ртом.
Рамуте сделала вид, что заинтригована, достала блокнот и приготовилась записывать.
– Расскажи поподробнее.
– Тут неважно, буду я подробно рассказывать или нет. Поймешь только, если тебе хватит эрудиции и фантазии.
– Я очень постараюсь. Мы очень постараемся. – Она посмотрела на Никиту, тот закивал в знак поддержки.
– Хорошо. Тогда представь, что ты и есть подонок, – обратился Валентин к Никите. – Самый настоящий ненасытный подонок. Который жрет, жрет и никак не нажрется. Представил?
Никита, сдержав улыбку, кивнул:
– Не до конца, но представил.
– Так вот. У него, у Подонка этого, то есть у тебя… под нижней челюстью нет кожи. Он ест, то есть ты ешь, и не может, то есть ты не можешь, никак насытиться. В общем, все льется мимо. На живот, на грудь. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Ну вот и получается, что и сам ты, то есть он, недоволен, и другие голодные ходят. А остановиться не может ни он, ни ты. – Валентин отпил свой кофе, проверил, что записывает Рамуте, и между делом добавил: – Кстати, зря ты сел на тот стул.
– А что с ним не так? – Девушка оторвалась от блокнота.
– Все так. Только грязный. Твой друг сел на мой суп, вернее, на суп Подонка с дырявым ртом.
– Извините. – Никита встал, обрадованный, что наконец-то ему не придется сидеть на мокром, поймал на себе недовольный взгляд Рамуте и отошел к стене.
– Ничего. Я еще не закончил с Подонком. Нужно еще немного. Хотя бы пару дней. Сырой он, так что не накажет тебя за свой суп.
– Ты так много о нем рассказываешь. Можешь показать нам, как продвигается работа над картиной? – Теперь Рамуте искренне захотела увидеть рисунок.
– Нет.
– Почему?
– Нет, и все. Ни у кого из вас не получится меня убедить. Ни у тебя, ни особенно у тебя.
– Почему?
– Вы пришли не ради того, чтобы узнать о моей работе. Я вижу тебя и твоего дружка с испачканной задницей насквозь.
Рамуте и Никита переглянулись.
Художник ухмыльнулся и продолжил:
– Первым желанием было захлопнуть дверь у тебя перед носом… Но я чувствую, что должен поговорить. Не могу объяснить почему, даже самому себе, тем более тебе или твоему другу. Я всегда чувствую, как нужно поступить. И мне до боли знаком твой голос. – Валентин тряхнул своей седой гривой и потер лицо. – Где я его слышал?
– Валентин, раз уж мы здесь, – вклинился в разговор Никита. – Может, ответите всего на пару вопросов?
– Я никому его не показывал, – продолжил художник, пропуская мимо ушей слова Никиты. – Работа не закончена. – Его голос изменился. – Я крашу его своей кровью. – Он вздохнул, расправил плечи, широко расставил ноги, присел, запрокинул голову и зажмурился.
– Кровью? – Рамуте сделала вид, что не заметила странного пассажа, неожиданного перевоплощения художника и неловкой сцены с престарелым гимнастом, но ей стало не по себе.
– Да. Долго тянется. – Валентин выдул воздух и сделал плавные движения руками. – Сама пойми, материал не простой, трачу много времени на восполнение. – Он открыл глаза, подтянул рукав и показал забинтованное запястье. – Каждый вторник добываю материал, чтобы в четверг продолжить работу…
Он громко вскрикнул и скривился от боли.
– Валя, ты как? Все хорошо? – спросила Рамуте и посмотрела на Никиту в надежде, что он подскажет, что делать. Стоит ли вызывать «скорую».
Художник схватился ладонями за уши и согнулся.
– Вам пора. Вы пришли совсем не вовремя. Нужно готовиться. Уже скоро. – Он снова вскрикнул и на этот раз схватился за поясницу.