Глава 15 подтверждает это видение: нечистыми являются выделения. Всякая секреция, вытекание, всё, что ускользает из женского или мужского тела — грязно. После напоминания о жертве
После того пути, который мы только что прошли, лучше понимаются многочисленные коннотации, касающиеся кровяной нечистоты. Она включает в себя: запрет на мясную пищу (следующий за запретом убивать), постпотопную классификацию мясной пищи, что соответствует или не соответствует божественной речи, принцип идентичности вне смешения, исключение всего того, что затрагивает границы (выделения, истечения). От пищи к крови застёжка с запретами ещё не застёгнута, так как мы всегда с самого начала в той же логике отделения. Но мы снова приведены к фундаментальному семантизму этой логики, которая упорствует в том, чтобы предложить
После этого непреклонного и ясного напоминания текст вновь переносит отныне логическое движение пищевого и кровяного низменного в более отдалённые содержания. В главе 18 пойдёт речь об обозначении сексуальной идентичности. Чтобы это сделать, надо запретить отношения такого с таким же: ни близости внутри семьи, ни гомосексуальности. Также более никаких контактов с другой группой, такой, какой её создал закон (человеческий или «естественный», но всегда божественный): не должно быть прелюбодеяния и зоофилии. Также в главе 19: «Уставы Мои соблюдайте: скота твоего не своди с иною породою; поля твоего не засевай двумя родами семян; в одежду из разнородных нитей, из шерсти и льна, не одевайся». Такое же осуждение гибридов и разнородных существ читается, без сомнения, в запрете дрожжевого хлеба и рекомендации пресного в отдельных случаях, чтобы возвратиться к первоначальной пище патриархов: без добавления закваски у элементов этого хлеба только чистые качества.
Мы приближаемся теперь к одной из высших точек этой логики, которая властно высказывает, после заложения их таким образом, устои своих отделений. Никто, кроме Бога Единого: «Итак, соблюдайте повеления Мои, чтобы не поступать по гнусным обычаям, по которым поступали прежде вас, и чтобы не оскверняться ими. Я — Яхве, Бог ваш!»
И ещё более откровенно, с этим настаиванием на божественной речи как на речи
Отныне, перед «предшествовавшим будущим» Единого и сообщённого дискурса, нечистота удаляется из регистра материнского и заявляет о себе как осквернение божественного имени. В этом пункте маршрута, где разделяющая инстанция утверждается в своём абстрактном чистом значении («святая святых»), нечистое не будет более смешением, выделением, неконформным, сходящимся к этому «нечистому» во всех смыслах термина, обозначающему живое материнское тело, месту. Грех будет теперь тем, что несёт в себе посягательство на символическое единство, то есть — симулякры, заменители, дубликаты, идолы. «Не обращайтесь к идолам, и богов литых не делайте себе. Я — Яхве, Бог ваш!» (
Таким же образом: «Не делайте себе кумиров и изваяний, и столбов не ставьте у себя, и камней с изображениями не кладите в земле вашей, чтобы кланяться пред ними, ибо Я — Яхве, Бог ваш» (
Впрочем, это от имени «Я», с которым, через посредничество Моисея, сообразовывается весь народ, от этого имени далее следуют, в той же логике отделения, моральные запреты: справедливости, честности, правды (
Второзаконие продолжает и варьирует определения левитического низменного (14,22,32), которые, на самом деле, являются нижележащими в библейском тексте. Но наше внимание привлекает повторение особой фигуры, воплощающей эту логику, связанную с отделением, так как она, на наш взгляд, указывает на подсознательные корни этой настойчивости: «Не вари козлёнка в молоке матери его» (