Силы ужаса. Эссе об отвращении

Остановимся на этом признании. Ни признания вины, ни мольбы о невиновности после всех пережитых страданий, а следующая фраза обозначает переход от Эдипа-царя к Эдипу-субъекту. «Я невиновен перед законом», — означает сначала: Яме знаю Закона, Тот, кто разгадывает загадки логики не знает Закона, — что означает: Я, тот кто знает, не являюсь Законом. Первое изменение проникает, следовательно, туда, — между знанием и Законом, что выбивает государя из колеи. Если Закон в Другом, моя судьба не является ни властью, ни желанием, эта судьба страждущего: моя судьба — смерть.

Отвращение к Эдипу-царю была несовместима со знанием и желанием, двумя основаниями человеческого существа.

Отвращение к Эдипу в Колоне — неведение говорящего существа, который является субъектом смерти и одновременно символического завета.

Так как это на пороге смерти, в то время как он установил связь с потусторонним, Эдип объявляет о незнании Закона. Ссылка, сначала желанная, затем не принятая его сыновьями, стала отвержением, прежде чем превратиться для Эдипа в выбор и символический переход. Так как это на чужой земле и чужому герою, Тесею, символическому сыну, а также своим дочерям завещает он секрет своей смерти. Смерть, которая сама по себе не несет Эдипу ни покаяния, ни искупления, предназначена принести выгоду другим, чужим: Тесею и Афинянам.

В этом контексте именно Йемена, молчаливая дочь, которая заговаривает для того, чтобы осудить эдиповые ссоры сыновей, объявляет о его спасении богами: «Губили Боги — и возносят Боги» (390). Это вознесение будет объясняться на основании невиновности Эдипа по Закону (548); но чтобы подтвердить, он пройдет через обряд очищения в Колоне (466–491), который дал одно из самых подробных описаний очищения в классической литературе.

Вскрытое отвращение: символический договор

В Колоне, таким образом, отвращение изменяет судьбу. Не исключенное, не ослепленное, оно расположилось в неведении «субъекта смерти». Отвращение — не что иное, как крах невозможной верховной власти Эдипа, крах его знания. Если обряды должны были очистить его, то он утвердился в словах Эдипа, обращенных к Божественному закону, а также к Тесею. Речь не идет о признании греха: в этой Греции, идущей демократическим путем, отвращение взято на вооружение тем говорящим, кто признает себя как смертного (если у него нет потомства мужского пола) и как субъекта в символическом (заметим совершенно номинальный переход его наслаждения смертью к чужому Тесею).

Здесь переброшен мост к другой логике отвращения: уже не порок для ритуального исключения как другую сторону сакрального (социального, культурного, чистого), а нарушение по незнанию Закона.

Царь Эдип открыл Фрейду и его последователям силу желания (инцестуального) и желания смерти (отца). Какими бы отвратительными ни были эти желания, угрожающие цельности индивида и общества, они по крайней мере суверенны: вот та ослепляющая ясность, которую Фрейд вслед за Эдипом обратил на отвращение, заставляя нас узнать самих себя, не выкалывая себе глаза.

Но в глубине, что удерживает нас от этого решительного жеста? Может быть, ответ находится в Эдипе в Колоне, который, кажется, не занимал Фрейда. Эта преграда между отвращением и сакральным, между желанием и знанием, между смертью и обществом может взглянуть себе в глаза, сказать себе без деланной невинности и стыдливого смущения — при условии увидеть там падение отдельного человека, смертного и говорящего. «Есть отвращение», — говорит с сожалением: «Я и есть отвращение, то есть смертное и говорящее». Эта неполнота и эта зависимость от Другого вовсе не оправдывают вожделеющего и убивающего Эдипа, ему лишь позволяют передать свою драматическую расщепленность. Передать чужому герою, открывая, таким образом, непредсказуемость некоторых последствий истины. Наши глаза могут оставаться открытыми при условии признания, что мы всегда и постоянно искажены символическим: языком. Услышать в языке — а не в другом, и не в другом поле — выколотый глаз, рану, фундаментальную неполноту, которая обуславливает бесконечный поиск значимых связей. Это равноценно обладанию истиной раздвоения (отвращение/сакральное). Здесь открываются два пути: сублимация и перверсия.

И их пересечение: религия.

Фрейду для этого не нужно было идти в Колон. У него был Моисей, который предшествовал ему в этом переворачивании позора в зависимость от символического закона. Но Эдип в Колоне наряду с другими движениями греческой культуры указывает, может быть, путь, на котором эллинизм мог повстречаться с Библией.

Семиотика библейского определения низменного

Не вари козлёнка в молоке матери его.

Исход, 23,19