Частичка человека, которым он когда-то был — до Ариггаты, Истваана и Скалатракса — знала, что на корабле, по которому он пробирался, было, по крайней мере, двадцать тысяч членов экипажа, а также небольшое подразделение Ультрамаринов. Но от терзающих, впивающихся в спутанные мысли Гвоздей Мясника Маракитед мог думать лишь о двадцати тысячах черепов, что он соберёт топором или как получится. О двадцати тысячах душ, которые он возложит к ногам своего друга и брата, Весельчака Эниалия, чтобы тому не пришлось склониться перед Троном Черепов с пустыми руками.
Он протянул руку и погладил кровавые останки этого достойного воина — Весельчака Эниалия, Багряного Хохота, от которого остались лишь клочья мёртвого мяса, да ободранный и обугленный череп, сорванный из хребта и привязанный к его нагруднику за волосы и позвонки. Трудно было придумать худшую смерть для одного из избранных сынов Ангрона. Мостик их корабля, фрегата
Багровые тени его карабкающихся по корпусу братьев — тех, кто выжил — привлекли внимание димахурия. Его собратья по резне — воплощения предсмертного гнева братства, чьи кровавые деяния в сегментуме были одой убийствам. Они цеплялись за обшивку корпуса, ища входы, или тяжело забирались в зияющие раны, оставленные
На чьей они были стороне на этот раз? Чьи капризы привели их сюда? Эниалий бы знал — он всегда знал такие мелочи. Знать и помнить то, чего не могут другие — таков был его долг как брата и капитана. Маракитеда же заботил лишь бой вокруг, но эти мысли хлопали на задворках разума, словно крылья пойманной птицы, требуя внимания. Он отбросил их, отмахнулся от забот с привычной лёгкостью. Гвозди помогали в этом. Боль направляла, словно посадочный маяк, показывала ему путь к цели.
Корабль под ним содрогнулся. "Двигатели", — подумал Маракитед. Последовала яркая, почти ослепительная вспышка света, и он ощутил, как корабль извергает свои кишки в пустоту.
Звёзды и горящие штурмовые корабли кружились вокруг головы Пожирателя Миров, словно в безмолвном хороводе. На мгновение некая тихая часть него вспомнила давно минувшие времена, когда он стоял в нефе кафедрального мира под невероятно прекрасной фреской, тянущейся на мили во все стороны. Там они слушали, как с губ брата Красного Ангела, Лоргара, срываются проповеди об огне и крови. Эти слова погружались в их сердца и души так же, как гвозди впивались в мозги, и братья кричали, кричали, кричали до хрипоты.
Тогда они тоже сражались с сынами Ультрамара, сжигали их миры и убивали их собратьев, дабы показать им глубины своего презрения. Тогда Маракитед впервые сразился плечом к плечу с Эниалием, и они стали братьями, вместе проливая кровь на песках войны. С Весельчаком Эниалием, смеявшимся, убивая, одинаково наслаждавшимся как звуком топора, впивающимся в плоть, так и шуткой, сорвавшейся с окровавленных зубов.
Маракитед завыл от веселья, увидев движущиеся им навстречу с оружием наизготовку синие силуэты. Ультрамарины пришли помешать им попасть в корабль или просто хоть как-то отомстить за неизбежную смерть? Неважно. Важно лишь, что они были перед ними, что стало явным знамением благосклонности Кхорна.
— Брат, они идут к нам! — сказал он, срывая череп Эниалия с кирасы. — Смотри, как они чтят тебя по достоинству. — Он поднял череп за качающиеся трубки и соединения Гвоздей Мясника, чтобы брат смог увидеть врага вскипевшими слепыми глазами. — Придите, макраггские псы! Придите, высокие всадники! Придите к нам, чтобы мы могли забрать ваши подношения с должной спешкой! Весельчак Эниалий ждёт, ждёт и нетерпеливый Кхорн!