Сильвия и Бруно

— Что это вы делаете с ёжиком, любезный? — обратился он к Садовнику, который, как это и раньше с ним бывало, стоял на одной ноге и бубнил себе под нос свою песенку. Другой ногой он катал туда-сюда свернувшегося клубком ежа.

— Интересуюсь знать, что едят ежи, вот и попридержал здесь ежика от обеда. Может, он картошку ест.

— Лучше бы вы попридержали картошки от обеда, — сказал Профессор. — Вот бы и посмотрели, ест ли её ваш ежик.

— А что! И верно! — восхищённо воскликнул Садовник. — А вы на эстраду пришли взглянуть?

— Ага, ага! — радостно закивал Профессор. — И детишки вернулись, видите?

Садовник ухмыльнулся и поглядел на них. Затем он встал на обе ноги и повёл нас к Павильону, на ходу напевая:

«Он присмотрелся — нет, Пример
На Правило Троих.
Сказал он: „Никогда задач
Я не решал таких!“»

— Этот куплет вы уже спели один раз пару месяцев назад, — сказал Профессор. — Продолжение у вашей песни есть?

— Только один последний куплет, — печально ответил Садовник. И пока он его для нас пел, по его щекам катились слёзы.

«Он думал, это довод „за“,
Что он Персидский шах.
Он присмотрелся — нет, седло
Повисло на вожжах.
Сказал он: „Ишь ты, сорвалось!
Короче, дело швах!“»

Поперхнувшись слезами, Садовник торопливо отошел от нас на пару ярдов, чтобы немного успокоиться.

— А он на самом деле видел висящее на вожжах седло? — спросила Сильвия, когда мы пошли дальше.

— А как же! — ответил Профессор. — Ведь эта песенка — подлинный рассказ о его жизни!

У Бруно всегда наготове были слёзы сочувствия к чужому горю.

— Как жаль, что он не сделался Персидским шахом! — захныкал он. — Тогда, наверно, он стал бы счастливее? — спросил мальчик Профессора.

— Зато Персидский шах не стал бы от этого счастливее, — ответил Профессор. — Ну, как вам нравится наша эстрада? — спросил он, когда мы вошли в Павильон.

— Я подложил под неё дополнительный брус, — сказал Садовник, любовно поглаживая край эстрады. — Теперь она такая прочная, что… что на ней может станцевать бешеный слон!

— Примите мою благодарность! — с чувством произнес Профессор. — Только я не знаю в точности, что нам может понадобиться, и меня это слегка беспокоит. — Он помог детишкам взобраться на эстраду, чтобы объяснить им её устройство. — Здесь, как вы видите, три сиденья для Императора, его супруги и принца Уггуга. Ой! Нужно же поставить ещё двое кресел! — всполошился он и объяснил Садовнику: — Одно для леди Сильвии, а другое для этого меньшого существа!

— А можно мне помогать вам на Лекции? — спросил Бруно. — Я умею показывать фокусы.

— Это, конечно, хорошо, но Лекция всё-таки не фокус, — сказал Профессор, занимаясь с какими-то диковинными на вид механизмами, стоящими на столике. — Слушатели могут задавать вопросы, и придётся отвечать…

— Я могу! — воскликнул Бруно.

— Ты сможешь ответить на их вопросы? Отвечать надо будет с умом, как по-писанному!

— Я и отвечаю всегда по-писанному! Всегда отвечаю, когда Сильвия пишет мне таблицу умно… — И мальчик запнулся.

Профессор несказанно удивился, хоть твёрдо решил не подавать виду.

— Это хорошо, когда таблицу пишут умно. Так, что у меня на сей счёт? — пробормотал он, раскрывая свою записную книжку. — Во-первых, какую таблицу?

— Скажи ты, Сильвия! — прошептал Бруно сестре, подёргав её за плечо.

— Сам скажи, — ответила Сильвия.

— Я не могу, — сказал Бруно. — У меня это слово корявится.

— Чепуха! — рассмеялась Сильвия. — Ты отлично сможешь его произнести, только попытайся. Давай же!

— Умно! — выпалил Бруно. — Это кусочек того слова.

— О чём он говорит? — воскликнул сбитый с толку Профессор.

— Он имеет в виду таблицу умножения, — объяснила Сильвия.

Профессор с досадой захлопнул свою книжку.

— Это совсем не то, — сказал он.

— Я всё время отвечаю совсем не то, — подтвердил Бруно. — Скажи, Сильвия!

Разговор был прерван громким гулом труб.

— Ох! Началось! — воскликнул Профессор и, схватив детей за руки, помчался в Дворцовую гостиную. — Я и не знал, что уже так поздно!

Посреди Дворцовой гостиной стоял небольшой столик с вином и печеньем, около него сидели встречавшие нас Император с Императрицей. Вся остальная мебель из Гостиной была вынесена, чтобы для гостей было больше места. Мне сразу бросилась в глаза разительная перемена, произошедшая за эти месяцы с лицами Царственной четы. Теперь для Императора обычным было отсутствующее выражение лица, в то время как по физиономии Императрицы то и дело пролетала бессмысленная ухмылка.

— Наконец-то! — сердито заметил Император, стоило Профессору с детишками занять свои места. Было явственно видно, что он здорово рассержен, и причину мы вскоре поняли. На его взгляд, приготовления, сделанные для Императорского приёма, не соответствовали его рангу.

— Простецкий столик из красного дерева! — рычал он, презрительно тыча в него пальцем. — Почему его не сделали из золота, позвольте спросить?