Сильвия и Бруно

— Ты бы могла спеть ту детскую песенку, о которой вы мне однажды рассказывали, — предложил я. — Ту самую, которую пропустили через каток, помнишь? Кажется, это была песенка «Жил-был маленький старик с маленьким ружьишком».

— А, это одна из песенок нашего Профессора! — встрепенулся Бруно. — Мне нравится этот маленький песенный старик, и как здорово они ему мурашек подпустили! — И мальчик обратил свой влюблённый взгляд на другого старичка, возникшего по другую сторону листа-кроватки. И тот сразу же принялся петь, подыгрывая себе на Волшебной гитаре (я видел такие в Запределье), в то время как улитка, на которой он восседал, помахивала в такт музыке своими рожками.

«Росточком был мал старичонка:
Короткий и щуплый на вид.
Раз жёнушка щиплет курчонка,
А он ей в сердцах говорит:
„Подай-ка мне, жёнка, ружьишко,
Подкинь-ка сапожки, жена.
Пойду пострелять у ручьишка —
Мне Утка нужна!“
Она притащила ружьишко,
Сапожки сама поднесла,
Поставила пышки в печишку,
Горчичку в горшке натолкла.
Иной не имея мыслишки,
Минутки не тратя зазря,
Бежал старичок без одышки
На крики „кря-кря!“

Где рыщут Рачишки, где Мошки
Мелькают, снуют, мельтешат,
Где замерли Цапли на ножке —
И цап! из воды Лягушат,
Где словно зелёные Шишки
Таращатся в тине и ждут
(В засаде лежат Лягушишки),
Там тишь и уют.
Готовит он порох и пульки,
Крадётся — не слышны шажки;
Как вдруг раздаются буль-бульки,
Плюх-плюшки, пыхтяшки, пшички —
Стрекочущих звуков стремнина,
Возня и вверху и внизу,
Ликующих воплей лавина
И звонкое „З-зу!“

Кричат и Рыбёшки и Пташки:
„Сейчас он почувствует, плут,
Как будто по телу Мурашки
С макушки до пят побегут,
Как будто он скушал полыни,
Как будто промок под дождём,
Коль рифмы Мамаши Гусыни
Ему пропоём!
Пусть помнит — Улиткины рожки
Портняжек в испуг привели:
Едва унесли они ножки,
Завидя те рожки вдали.
Про Тётушку Трот и про Кошку
Споём, и тогда, может быть,
Наш недруг смутится немножко,
Умерит он прыть!

Заслышав запевов заумье
Он радостно ручкой взмахнёт,
Застонет в застывшем раздумье,
В потоке печали вздохнёт.
Он вечной виной распалится,
Жужжащим жучком воспарит,
Туманом во тьме растворится,
Скребком заскрипит!
Суровую птичью судьбину
Осилим, друзья — навались!
Долой из диеты дичину,
Да здравствуют розы и рис!
Пускай незавидные блюда —
Привыкнет, смирится с судьбой;
Скорее пришельца отсюда
Гоните домой!“
По птичке пальнуло ружьишко —
И стихла вокруг трескотня.
Он Уточку хвать — и в домишко,
Где жёнка ждала у огня.
Попробовав радостно пышку,
Что жёнка спекла второпях,
Он ринулся снова к ручьишку
И в Селезня — бах!»[101]

— Ну вот, угомонился, — сказала Сильвия, осторожно подтыкая край лепестка фиалки, которым она укрыла спящего на манер одеяла. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! — эхом отозвался я.

— И впрямь давно пора была пожелать вам спокойной ночи! — рассмеялась леди Мюриел, встав и закрывая крышку клавиатуры. — Для него тут поют, а он клюёт в это время носом! Так о чём я пела, ну-ка отвечайте! — потребовала она.

— Что-то про утку? — рискнул я наугад. — Ну, про птицу какую-то, — поправился я, тот час же поняв по её лицу, что первое предположение было не совсем в точку.