Сильвия и Бруно

Вечерний чай
Сулит нам рай!
Так закипай,
Вечерний чай! —

засмеялась леди Мюриэл и, усевшись за фортепьяно, взяла несколько аккордов.

— Не совсем: это скорее из серии «Только с тобой я счастлива в жизни земной!» Здесь говорится о разлученных влюбленных: он бороздит морские пучины, а она ждет его и печалится.

— Ну, тогда это и вправду подходит! — насмешливо бросила она, кладя перед собой ноты на пюпитр. — Так, значит, мне предстоит страдать? Но о ком, позвольте узнать?

Она дважды проиграла мелодию: сперва в быстром темпе, затем — в медленном и, наконец, спела всю песню целиком с той непринужденной легкостью, которая так удивительно шла ей:

По трапу гордо он сбежал,
     Прославленный моряк,
И руку девичью пожал
     Небрежно, просто так.
«Он слишком горд! — Печаль и грусть
     На сердце ей легли. —
Чтоб помнить о таких, как я,
     В неведомой дали!»

«Привез тебе из-за морей
     Бесценный жемчуг я:
Пусть всех затмит красой своей
     Любимая моя!»
Она взяла — и из очей
     Слезинки потекли:
«Он думал, думал обо мне
     В неведомой дали!»

Корабль на запад улетел
     На крыльях парусов.
Она ж — одна: ее удел
     Печален и суров.
Но вместо слез ее глаза
     Сияньем расцвели:
«Он помнит, помнит обо мне
     В неведомой дали!»

Девятый вал меж нами встал,
     Но нам не страшен ад;
И до конца верны сердца:
     Они любовь хранят.
Морячка, знаю я, всегда,
     Пускай года прошли,
Вздохнет: «Он не забыл меня
     В неведомой дали!»

Выражение неудовольствия, появившееся было на лице Артура, когда молодой капитан так небрежно заговорил о любви, постепенно улетучилось, пока мой друг слушал песню, а под конец он даже заулыбался. Однако его физиономия опять помрачнела, когда Эрик с улыбкой заметил:

— А вам не кажется, что на мелодию лучше ложится не «морячка», а «офицерша»?

— Почему бы и нет! — весело отозвалась леди Мюриэл. — Офицеры, моряки, лудильщики, портные… боже, сколько всяких умных слов, которые тоже отлично ложатся на мелодию! Знаете, а на мой взгляд, лучше всего звучит «лудильщица»! Как по-вашему, а?

Чтобы спасти бедного Артура от новых страданий, я собрался было увести его, но Граф, видя, что я встал, опять повторил ужасно занимавший его вопрос о цветах:

— Но вы же еще не….

— Нет-нет, я уже напился чаю, благодарю вас! — поспешно прервал я его. — А сейчас нам пора домой. Приятного вечера, леди Мюриэл! — Мы с Артуром откланялись и вышли, а Граф тем временем был поглощен изучением таинственного букета.

Леди Мюриэл проводила нас до дверей.

— Право, лучшего подарка моему отцу просто невозможно придумать! — с сердечной теплотой сказала она. — Он просто без ума от ботаники. Боюсь, что я плохо разбираюсь в теории этой почтенной науки, но стараюсь поддерживать его Hortus Siccus[10] в полном порядке. Теперь мне придется запастись большими листами папиросной бумаги и засушить для него эти новые сокровища, пока они еще не завяли.

— Ну, мне это не нравится! — заявил Бруно, ждавший нас в саду.

— Почему это? — отвечал я. — Видишь ли, мне пришлось отдать ему букет, чтобы прекратить дальнейшие расспросы.

— Да, теперь уж ничего не поделаешь, — вздохнула Сильвия, — но они ужасно расстроятся, когда обнаружат, что цветы исчезли!

— И как же они исчезнут?

— Я этого и сама пока что не знаю. Знаю только, что исчезнут, и все. Понимаете, этот букетик тоже был всего лишь «Плизз», и сделал его Бруно.

Последние слова она произнесла шепотом, по-видимому не желая, чтобы Артур услышал их. Впрочем, риск этого был не слишком велик: он почти не обращал внимания на детей молча шагая с каким-то отрешенным видом, и когда они на опушке леса попрощались и исчезли, он принял это за наваждение, не более того.

Букет, как и обещала Сильвия, исчез, и когда через пару дней мы с Артуром опять навестили хозяев Дворца, мы нашли Графа с дочерью и пожилую экономку не в саду, а в гостиной. Они внимательно осматривали петли и запоры на окнах.

— Мы проводим дознание, — пояснила леди Мюриэл, поздоровавшись с нами, — советуем вам, как свидетелям по этому делу, сообщить нам все, что вам известно о цветах.

— Пока не изложена суть дела, свидетели вправе отказаться давать показания, — важно возразил я. — К тому же они имеют право на защиту.