Сильвия и Бруно

— Молодец, сынок! — вскричал Вице-Премьер. — Это отучит их попрошайничать.

— Умница! — присоединилась к мужу и Вице-Премьерша. — Такой доблестный!

— Палкой его, палкой! — ревел Вице-Премьер, пока Нищий стряхивал воду со своего видавшего виды плаща, чтобы затем вновь смиренно возвести глаза на компанию в окне.

— Лучше горячей кочергой! — снова вмешалась миледи.

Возможно, поблизости и не было горячей кочерги, а вот несколько палок появилось по первому же слову, и угрожающие рожи со всех сторон обступили несчастного пришельца, который с тихим достоинством поднял перед собой руку.

— Не стоит ломать мои старые кости, — сказал он. — Я уже ухожу. Даже кусочка пожалели!

— Бедный, бедный старик! — послышался из-за спины миледи тонкий голосок, срывающийся от рыданий. Это Бруно подошёл к окну, желая бросить убогому свой кусок пирога, хотя Сильвия изо всех сил тянула его назад.

— Нет, я отдам ему мой пирог! — закричал Бруно, яростно вырываясь из рук Сильвии.

— Конечно, милый, — мягко настаивала Сильвия. — Но не бросай из окна, а то он упадёт на землю и запачкается. Лучше спустимся вниз. — И она повела его прочь из комнаты, не привлекая внимания остальных, всецело занятых надругательством над стариком.

Наконец Заговорщики вернулись к своим креслам и уселись, продолжив беседу на пониженных тонах, чтобы не было слышно Уггугу, всё ещё неподвижно стоящему у окна.

— Кстати, там было что-то насчёт Бруно, который якобы наследует Правление, — сказала миледи. — Что говорится по этому поводу в новом Соглашении?

Канцлер захихикал.

— То же самое, слово в слово, — ответил он. — С единственным отличием, миледи. Вместо «Бруно» я позволил себе вольность вписать... — тут его голос понизился до шёпота, — вписать, знаете ли, «Уггуг»!

— «Уггуг», ещё чего! — вскричал я в порыве негодования, которое уже не мог больше сдерживать. Но оказалось, что мне требуется гигантское усилие, чтобы произнести хотя бы эти три слова, — и вот, когда крик уже вырвался, моё напряжение спало, и внезапный шквал смахнул эту сцену, а я оказался сидящим в вагоне прямо напротив девушки, которая теперь откинула свою вуаль и смотрела на меня с выражением весёлого удивления на лице.

ГЛАВА V. Дворец Нищего

Что в минуту пробуждения я нечто промямлил, в том не было никаких сомнений: сиплый сдавленный отзвук ещё барахтался у меня в ушах, да и без него изумлённый взгляд моей спутницы был тому достаточным доказательством; но вот как мне было теперь выкручиваться?

— Надеюсь, я вас не напугал? — пробормотал, наконец, я. — Сам не знаю, что у меня вырвалось. Я задремал.

— Вы сказали: «Уггуг, ещё чего!» — произнесла девушка трепетными губами, которые сами собой неудержимо растягивались в улыбку, несмотря на всё её старание сохранить серьёзность. — Даже и не сказали, а — прикрикнули.

— Прошу меня простить, — только и смог я ответить, ощущая себя раскаивающимся грешником во всей его беспомощности. «У неё Сильвины глаза, — подумал я ещё, хотя даже сейчас немного сомневался, проснулся ли я окончательно. — И этот ясный взгляд невинного изумления — тоже как у Сильвии. Но у Сильвии нет этого самоуверенного решительного рта и такого рассеянного взгляда мечтательной грусти, как будто давным-давно её поразила какая-то глубокая печаль...» И тут меня толпой обступили фантазии, увлечённый которыми я едва расслышал следующие слова девушки:

— Если бы у вас был с собой «Колдовской шиллинг», — продолжала она, — или что-нибудь о Привидениях, или про Динамит, или про Полночное Убийство, тогда ещё можно было бы понять: такие вещи ни шиллинга не стоят, если не вызывают Кошмаров. А так, от медицинского трактата, — нет, знаете ли... — Тут она, бросив взгляд на книгу, почти что послужившую мне подушкой, с милым презрением пожала плечиками.

Её дружелюбие, её беспредельная откровенность на секунду смутили меня; но в этом ребёнке — а она казалась почти ребёнком, и едва ли ей можно было дать больше двадцати — не было намёка ни на развязность, ни на дерзость, одна только искренность некоего небесного гостя, новая для наших дольних мест и тех условностей — а по мне, так варварских обычаев — что царят в Обществе. «Вот так же точно, — подумал я, — и Сильвия будет глядеть и разговаривать на втором десятке».

— Значит, Привидения вам неинтересны, — отважился предположить я, — если только они не устрашают по-настоящему?

— Вот именно, — подтвердила девушка. — Обычные Вагонные Привидения — я имею в виду, Привидения из книжек для чтения в вагонах, — никуда не годятся. Как сказал Александр Селькирк [24]: «Они настолько ручные, что дрожь пробирает!» И они никогда не совершают Полночных Убийств. И самим им валяться, «истекая кровью», вряд ли пристало!

— «Истекать кровью» — выражение слишком сильное [25]. Пожалуй, привидению подошло бы испускать флюиды.