Сильные страсти под жарким солнцем

В возможности успешного перетягивания президента на нашу сторону я теперь, откровенно говоря, сомневалась. Немного разобравшись с ситуацией и получив больше информации, чем имелось вначале, я предполагала, что у Андрея Николаевича сложились давние и теплые отношения с главой государства. Зачем тому менять шило на мыло? Андрея Николаевича знают, человек проверенный, на месте обжился. И тут появляется кто-то новый. Да и Андрей Николаевич скорее всего постарался показать Буйновского в самом неприглядном свете. И, в свою очередь, заручился поддержкой властей.

Отсюда следовало, что нам вообще-то неплохо бы поскорее сматываться с острова, а Буйновскому на любых условиях выкупать Катю с Кирой и радоваться, если Андрей Николаевич не потребует чего-то еще в дополнение к первоначальным условиям.

– А что вы так зациклились на этом острове? – уточнила я. – Найдете другой. Тут подобных государств – пруд пруди. Не здесь, так в Тихом океане. Можно же отыскать место, где пока не пристроился никто из наших? А с коррупцией в верхах, как я понимаю, в подобных странах везде одинаково.

Буйновский вздохнул и ответил:

– Понимаешь, Ира, здесь бизнес налажен! Ты внимательно читала отчет? Ну, может, аналитики не все подробно изложили на бумаге… Главное – тут просто идеальные условия для выращивания ряда сортов опиумного мака и марихуаны. И эти культуры не требуют особого ухода, умения, капиталовложений. Семена бросил – а потом только собирай урожай. И не один в год! Рабочая сила дешевая. Нанимай народ, оборудуй лабораторию – и вперед. Перерабатывай опий в героин. Местному населению выживать надо, многие делают это за счет наркотиков. Тут никто не станет страдать от нравственных проблем. И переработка обойдется гораздо дешевле, чем в России. Да и везти героин во много раз выгоднее. Цена на килограмм опия в Питере – около десяти тысяч долларов. На килограмм героина доходит до ста пятидесяти. Это максимум, конечно. Но все равно… Что мне тебе объяснять? Игра стоит свеч.

«Ну ты и сволочь», – подумала я, но смолчала, а что я могла сказать? Что не одобряю подобный бизнес? Да плевать хотел Буйновский на мое одобрение или неодобрение. Он все равно сделает по-своему.

Но я должна помочь ему вызволить из лап Андрея Николаевича Катю и Киру. Или просто заставить его их спасти. Это мой долг, хотя в принципе эти девочки для меня никто. Но у меня в отличие от шефа еще есть моральные принципы! Я не могу допустить, чтобы девчонки и дальше страдали из-за своего предка. Было бы за что. Я ведь тоже, наверное, в некоторой степени виновата перед ними, поскольку работаю на их отца и в чем-то ему помогаю. Потому что я не хочу жить в нищете, как жила когда-то. Потому что мне нужно обеспечить будущее своих детей, чтобы они никогда не нуждались. Но только не торгуя наркотиками. Эти деньги мне не нужны. Они будут жечь мне руки.

К бассейну вернулся Сергей Глебович, глянул на меня, потом на Буйновского и заявил:

– Их нигде нет.

– Кого их? – не понял Олег Алексеевич.

– Вашей Зои и моих ребят.

– А Алена? – спросили мы хором с Ванькой.

Буйновский, Сергей Глебович и находившиеся в пределах слышимости парни тут же на нас вылупились.

Мы переглянулись с Ванькой.

– Что вчера тут происходило, мать вашу! – рявкнул Буйновский так, что на нас посмотрели все загоравшие у бассейна иностранцы.

Я попросила его не орать, чтобы не привлекать лишнего внимания к нашей компании, и начала свой рассказ про вчерашние приключения. К нам присоединились все подчиненные Сергея Глебовича и слушали, раскрыв рты. Когда я закончила повествование, полковник отправил двух своих парней проверить, где «Жигули», и расспросить местных, тут работающих, не запомнили ли они, когда машина появлялась на стоянке в последний раз. Буйновский взял у меня спутниковый телефон, который я пока держала при себе, отошел в сторонку, чтобы никто не слышал, о чем он говорил, с кем-то связался, потом подозвал меня к себе и спросил, на какой счет перевести деньги, которые он мне должен за выкуп Алены.

– На швейцарский, – ответила я. – Который вы мне открыли.

Буйновский дал указания и отключил связь. Мы вернулись к остальным. К этому времени вернулись ребята, посланные искать «Жигули». Как сказал им сотрудник стоянки, машина не появлялась там со вчерашнего утра.

Не успели мы снова занять свои места, как послышался какой-то странный электронный сигнал. Что это? – хотелось мне спросить, но я не успела: Буйновский схватился за телефон, с которого только что звонил.

Мужской голос попросил Иру. Олег Алексеевич удивленно на меня посмотрел, но передал мне аппарат, включив громкую связь.

– Ирочка? – проворковали на другом конце. – Это Андрей Николаевич.

Челюсть у меня поползла вниз, у Буйновского тоже.

– Надеюсь, вы в добром здравии? – продолжал наш общий знакомый.

– Вашими молитвами, – ответила я и поинтересовалась, не желает ли Андрей Николаевич поговорить с Олегом Алексеевичем, находящимся поблизости.