Сильные духом (Это было под Ровно)

Новака увезли в тюрьму, где и держали его три месяца. Несколько раз допрос повторялся. Новак упорно уверял фашистов в своей «лояльности». В душе он больше всего боялся погибнуть теперь, когда организация только начинала создаваться, не успела еще развернуть работу, когда его участие и его опыт подпольщика были бы так полезны. Он вспомнил слова секретаря обкома, которые тот сказал ему на прощание: «Партия посылает вас не на геройскую смерть, а на ответственную партийную работу». Значит, он должен выполнять партийное дело, а не умирать. На допросах Новак пункт за пунктом отводил от себя обвинения, опровергал показания предателя, пока наконец его не освободили за недостатком «материала».

Тогда Новак с еще большей энергией принялся за дела. Организация росла, разветвлялась. Появилась явка в селе Городок, у колхозника Ивана Чиберака; появлялись новые и новые подпольные группы в районах, расширялась и городская ячейка. Простые советские люди — рабочие, колхозники, служащие, бойцы и командиры Красной Армии, бежавшие из фашистского плена, — с радостью вступали в подпольные ячейки, получали задания, выполняли их, гордые сознанием того, что нашли свое место в великой борьбе советского народа против немецких захватчиков.

На фабрике валенок Терентий Федорович оказался случайно. Если бы не приказ имперского комиссара Эриха Коха, по которому начали брать людей на принудительные работы, он, пожалуй, так и не стал бы подыскивать себе службу, предпочитая свободный образ жизни, позволявший ему распоряжаться своим временем так, как он хотел. Когда же возникла реальная угроза немецкой «мобилизации», пришлось срочно подумать о том, как получше устроиться самому и устроить товарищей. Дело это оказалось не таким уж сложным. В организации, которая продолжала непрерывно расти, появились люди, уже занимавшие у гитлеровцев довольно видные посты. Один из них, инженер Дзига, устроил Новака сначала техническим секретарем на кофейную фабрику, а вскоре с помощью того же Дзиги Терентий Федорович перешел на фабрику валенок, где занял директорский пост.

Вначале он тяготился своей службой. Во-первых, она отнимала у него дорогое время, а во-вторых, мало было приятного руководить предприятием, работающим на фашистов.

Кое-кто из старых знакомых перестал здороваться с Новаком на улице. От одной мысли, что его, Новака, люди считают предателем, становилось нестерпимо больно, хотелось сжечь к чертям эту проклятую фабрику и бежать куда глаза глядят.

Наконец он не выдержал. Он сообщил Луцю о своем решении уйти в подполье.

— Зачем? — удивился Луць.

— Когда-нибудь надо же покончить с этой фабрикой! Хватит! И так говорят про меня: «Немецкий директор».

— Ну и пусть говорят! А ты и оставайся немецким директором!

— Оставаться?

— Конечно! В подполье уйти никогда не поздно!

Новак задумался. До сих пор ему не приходило в голову, что эта служба может хоть как-нибудь пригодиться. Он смотрел на нее только как на помеху. «А что, если обратить ее на пользу делу?» — подумал Новак.

Вскоре Новак пришел к выводу, что Дзига оказал ему ценнейшую услугу, устроив на эту фабрику, где он, по существу, был хозяином и мог делать все, что хотел.

Он начал с того, что стал брать к себе на работу одного за другим членов организации. Так оказался на фабрике Иван Иванович Луць, ставший калькулятором и правой рукой директора; так поступили сюда рабочими, кладовщиками, шоферами и другие подпольщики — ни больше ни меньше как сорок пять человек!

При таком «штате» фабрика скоро переключилась с производства валенок для немецкой армии на другую, более целесообразную деятельность. Так, в самый разгар работы на фабрике вышли из строя электромоторы. Результатом явился продолжительный простой. Ремонт оборудования обошелся немцам в сорок тысяч марок. История с электромоторами повторилась. Фабрика снова простояла неделю… Установить причину аварии не удалось.

Но после вторичной аварии Новак и Луць пришли к выводу, что простои и саботаж не лучший способ борьбы. Зачем портить оборудование фабрики, навлекать на себя подозрения гитлеровцев, когда можно портить продукцию! Дело это более полезное и безопасное.

И вот фабрика начала отличаться перевыполнением планов, образцовым техническим состоянием цехов, — словом, стала «передовым» предприятием, вызывая одобрение «хозяев». Герр Ляйпсле потирал руки от удовольствия, глядя на работу пана Новака, и пан Новак, не успокаиваясь на достигнутом, продолжал расширять и совершенствовать свое производство, не забывая, конечно, о кладовой, где двое неутомимых хлопцев день за днем подвергали своей «обработке» как плановую, так и сверхплановую продукцию фабрики валенок.

Он был рачительным хозяином, Терентий Новак. Он заботился о фабрике так, словно она принадлежала лично ему. Кто заставлял его превращать фабричный двор в фруктовый сад? На удивление всем, он посадил здесь сорок яблонь!

— Зачем мы это делаем? — недоумевали подпольщики. — Не слишком ли много усердия?

Они относились к этой затее явно неодобрительно.

Господин Ляйпсле, наоборот, был в восторге.