Начальник экспедиции рейхскомиссариата доктор Круг имел обыкновение, по крайней мере, три-четыре раза в день отлучаться из кабинета. Нельзя сказать, чтобы этого всегда требовали дела службы. Чаще всего доктор Круг уходил со своими коллегами в ближайшее казино пить пиво. Он называл это «освежиться». «Пойду освежусь, — говорил он в таких случаях своей сотруднице фрейлейн Довгер. — Если будет звонить телефон, отвечайте — вышел, сейчас вернется». По лицу Круга, когда он возвращался, нельзя было сказать, что он освежился. Скорее наоборот, лицо его теряло обычное выражение довольства и благодушия, становилось заспанным и обрюзгшим. Он лениво садился за стол, просиживал час-два, а затем снова уходил. Пиво было не единственной страстью доктора Круга. С не меньшим рвением относился он и к своим обязанностям отца семейства. У доктора Круга была в Мюнхене семья — жена и две девочки. Он счел бы бесцельным свое пребывание на Украине, если бы не мог регулярно посылать им посылки. Это важное занятие складывалось из ряда других, мелких: нужно было приобрести необходимые вещи, соответствующим образом их уложить, обшить ящик, надписать адрес, наконец, сдать посылку на почту. Ни одного из этих занятий доктор Круг своим подчиненным не доверял, предпочитая делать все сам. Это и было второй причиной его отлучек.
Нельзя сказать, чтобы фрейлейн Валентину Довгер особенно удручали частые отлучки ее шефа. Она с готовностью отвечала на многочисленные телефонные звонки, принимала и отправляла почту рейхскомиссариата, рассылала курьеров. Доктор Круг был доволен своей помощницей, ценил ее усердие, а главное — скромность. У него не было от нее секретов — ни личных, ни служебных. И лучшим подтверждением тому являлась связка ключей, часто оставляемая Кругом на столе, когда он уходил.
Как-то, оставшись одна и по обыкновению заглянув в сейф, Валя нашла в нем нечто новое для себя, нечто такое, что заставило ее побежать к двери и тихонько повернуть ключ. В сейфе лежал распечатанный пакет с экземплярами приказа, содержание которого было ей до сих пор неизвестно. Приказ был подписан заместителем рейхскомиссара доктором Функом, датирован вчерашним числом и, очевидно, только что размножен.
Валя пробежала глазами приказ и хотела было взять себе экземпляр, но раздумала: они были пронумерованы. Тогда, с трудом сдерживая волнение, она внимательно прочитала все от строчки до строчки, затем положила пакет на место, отперла дверь — и вовремя: в коридоре уже слышны были неторопливые шаги шефа.
— Доктор, — обратилась к нему Валя, как только тот вошел в комнату, — разрешите мне отлучиться на часок. У меня неотложное дело.
Больше всего она боялась, что шеф ее не отпустит. Он не любил ее отлучек.
— Неотложное дело… — проворчал Круг. Сам он ходил за какими-то покупками и, видно, успел по дороге «освежиться». — А кто же будет сидеть здесь? Мне нужно идти упаковать ящик.
— Я вам упакую, — робко предложила Валя.
Круг внимательно посмотрел на нее, как бы раздумывая, стоит ли поручать ей столь серьезное дело, и, видимо, решив, что поручать не стоит, а отпустить все-таки можно, сказал:
— Я даю вам пятьдесят минут.
Валя схватила пальто и выбежала на улицу.
Через пятьдесят минут она не вернулась, не вернулась и через час. Ее отлучка продолжалась ровно час и сорок минут. Доктор Круг, увидев ее наконец в комнате, в бешенстве выругался и выбежал, хлопнув дверью. Он спешил отправить посылку.
Во время короткого свидания на улице Валя сообщила Кузнецову ошеломляющую новость: в Ровно приезжает из Берлина Альфред Розенберг, один из ближайших подручных Гитлера, «теоретик» национал-социализма, имперский министр «восточных земель». Приказ Функа предусматривал организацию особой охраны на улицах города.
Кузнецов сказал Вале, что сегодня же вечером выедет в отряд просить санкции на убийство Розенберга.
Рабочий день в рейхскомиссариате окончился, и Валя собиралась уже уходить, когда к ней подошел майор Гитель, которого она в последнее время все чаще и чаще заставала в рабочей комнате акспедиции.
— Не разрешит ли фрейлейн ее проводить? — спросил Гитель, наклоняясь к самому ее плечу и дыша перегаром.
— Сделайте одолжение, господин майор, — сказала Валя, отстраняясь.
Этот Гитель славился своей обходительностью и слащавой изысканностью речи. Был он еще довольно молод, одевался весьма элегантно, ходил со стеком и вообще держал себя как человек, знающий цену своей наружности.
Они вышли на улицу. Валя снова испытала то чувство неловкости, которое владело ею всегда, когда ей случалось идти под руку с лейтенантом Зибертом: она видела, как прохожие сторонились, уступая дорогу и отводя глаза.
— Как чувствует себя фрейлейн на службе? — спросил Гитель, правой рукой поддерживая локоть Вали, а левой помахивая стеком.
— Благодарю вас, господин майор! Я чувствую себя вполне хорошо. — Она не могла понять, чем вызван этот вопрос.