Сильнодействующее средство

— Потому что, Сэнди, она искусственная, а ты настоящий.

Потом, в квартире Глории, они до глубокой ночи занимались сексом. После чего, все еще в возбуждении, Сэнди прошептал ей на ухо:

— Глория, если я тебе скажу, что, кажется, влюбился?

— Я тебя отговорю, милый. Я для тебя тоже не пара.

Домой он приехал около четырех утра. Потихоньку вошел — и с удивлением увидел, что в отцовском кабинете горит свет.

Сэнди заглянул в дверь — старший Рейвен, в шелковом халате, сидел в кресле, задрав ноги, и быстро просматривал какой-то сценарий. Справа и слева от него были горы бумаги.

— Пап? — шепотом окликнул он.

— А, сынок, ты меня напугал. Не ожидал, что ты так рано вернешься.

— Ты всегда так засиживаешься? — удивился Сэнди.

— Если хочешь чего-то достичь в мире кино, малыш, надо поменьше бока пролеживать. Через минуту-другую начнут звонить из Испании, мы там снимаем итальянский вестерн. А я тем временем посмотрел кое-какие новые сценарии — вдруг что дельное попадется.

— Когда же ты спишь?

— Это что — допрос? — рассмеялся отец. — Это я тебя должен допрашивать. Сэнди, у тебя какое-то странное лицо. Все нормально прошло?

— Зависит от того, как интерпретировать вводные данные, отец.

— Так. Давай к делу. Глория тебе понравилась?

— Она замечательный человек. Настоящая умница и…

— Сынок, я тебя не о ее личных качествах спрашиваю. Чтобы не ходить вокруг да около — тебе понравилось с ней в постели?

— Смеешься? Спасибо, что все устроил. Надеюсь, еще можно будет с ней повидаться до отъезда?

— Можешь на меня положиться, — обрадовался отец. — Но почему ты такой унылый? Ты должен сиять до ушей!

Сэнди хлопнулся в кресло, потом подался вперед, подпер подбородок руками и спросил:

— Пап, ты не обидишься, если я тебе задам по-настоящему интимный вопрос?

Старший Рейвен был озадачен.

— Конечно. Валяй.

Сэнди собрался с духом.

— Рошель Таубман — такая же, как Глория?

— Не понимаю. Говори толком.

— Я и говорю. Они обе — амбициозные девушки, жаждущие пробиться наверх в мире кино.

— Так. Я понял. Да, в этом смысле они похожи.

— Значит, Рошель тоже приходится спать со всяким, кого ей подложит ее продюсер?

— Я ей не начальник, — ответил Сидни уклончиво. По его тону нельзя было понять, лукавит он или говорит правду.

— Перестань, отец, ты же на одной с ней студии работаешь. Спорим, в ваших кругах всякий знает, кто с кем спит и почему — по любви или из карьерных соображений.

— Это не взаимно исключающие вещи, мальчик мой. Но я все же не пойму: почему после того, как я устроил тебе самую памятную ночь в твоей жизни, во всяком случае, я на это надеюсь, ты ведешь себя словно прокурор на суде?

— Пап, а ты знал, что она сегодня тоже будет в «Скандии»?

— Конечно, нет! Мы же не заставляем актеров докладывать, где и с кем они ужинают. Надеюсь, она тебя тепло встретила? Она же тебе своей карьерой обязана.

Сэнди все больше мрачнел. Он взволнованно спросил:

— Как считаешь, она не должна отплатить мне хотя бы одной ночью?

— Ну, это уж как минимум! — небрежно бросил отец.

— Бог мой! — воскликнул Сэнди и встал. — Неужели в вашем бизнесе ничего нельзя добиться без секса?

— Послушай, Сэнди, сейчас не время философствовать. Позволь мне тебе сказать, что в определенной дозе секс служит смазкой, благодаря которой вся машина под названием «кино» продолжает крутиться.

— Но это аморально! — заявил сын.

— Да что такое? — возмутился Сидни. — Ты что, Берт Ланкастер?

Не говоря ни слова, Сэнди бросился наверх, разделся и упал на постель.

Ибо в тот вечер в стране грез кое-какие из его личных фантазий пошатнулись. Хуже того, он убедился, с каким наглым лицемерием люди выдают свою гнилую мораль за единственно правильный образ жизни.

Сейчас Сэнди лежал в постели, еще не остыв от нежных объятий Глории, и клял себя за то, что не довел разговор с отцом до логического конца.

Он упустил шанс, который может уже никогда не представиться. Спросить отца, не спал ли и он с Рошель Таубман.

17 Изабель

Несмотря на все свои уверения, на самом деле Реймонд да Коста был глубоко потрясен случившимся с ним сердечным приступом. Его не утешали ни фарисейские банальности из уст доктора Гормана, ни даже статьи, на которых кардиолог основывал свой оптимистический прогноз. Прогноз этот заключался в том, что при условии здорового образа жизни Рей запросто «проживет сто лет».

Как-то раз, возвращаясь с занятий, отец с дочерью зашли в университетский магазин, где он купил обоим по тренировочному костюму. Себе Реймонд подобрал что поскромнее, но дочери дал волю, и девочка остановила свой выбор на несколько более смелом варианте с надписью «Беркли» на груди.

С того дня Реймонд регулярно ставил будильник на пять тридцать, будил дочь, и они вдвоем отправлялись на пробежку в парк по соседству. Рей поклялся, что не даст себе умереть, прежде чем его обожаемая дочь взойдет на кафедру в Стокгольме.