Сильнодействующее средство

— Скажем так: это неврологическое заболевание, сродни бомбе замедленного действия. Постепенно все в организме приходит в негодность.

— И нет шансов на выздоровление?

— В ста процентах случаев прогноз неблагоприятный, — иносказательно ответила Мюриэл. — Лекарства пока не изобрели.

— Но ты же говоришь, у этого доктора что-то есть?

— Это генная методика. Пока что она положительно себя зарекомендовала на мышах. И еще каких-то животных. Дело за небольшим, — с горечью добавила она, — у них пока нет разрешения испытывать его на людях.

— А в порядке исключения? Можно на это надеяться?

— Видишь ли, иногда власти нарушают собственные правила «из сострадания». Остается молиться, чтобы этот доктор сумел это сострадание пробудить.

Профессор оказался высоким, широкоплечим мужчиной. Черные брови над его глазами были тронуты сединой.

— Доброе утро, миссис Циммер, — поздоровался он с заметным русским акцептом. — Я профессор Авилов. Входите, прошу вас.

Изабель тоже встала.

— Я ее дочь. Можно мне присутствовать?

— Дочь? — Доктор вдруг оживился. — Ну что ж, пожалуй…

— Нет! — категорически заявила Мюриэл. — Я не хочу, чтобы она в этом участвовала.

— Но, дорогая миссис Циммер, — подчеркнуто любезно произнес врач, — разве она уже в этом не участвует? Сама природа этого заболевания…

— Нет, ее отец не Эдмундо. Ее отец Реймонд да Коста, — объявила Мюриэл.

Русский профессор смерил Изабель внимательным взглядом. Его осенила догадка.

— Так вы знаменитая девушка-физик?

Изабель молча кивнула.

— Для меня большая честь с вами познакомиться, — почтительно изрек Авилов. — Восхищаюсь вашими достижениями.

Потом он опять повернулся к Мюриэл:

— Вот уж не знал, миссис Циммер. Думаю, то обстоятельство, что на вашей стороне, если можно так выразиться, столь уважаемая фигура, способно положительно повлиять на вашингтонских чиновников.

Он уставился на Мюриэл в ожидании ответа.

— Может быть, все-таки позволите доктору да Каста присутствовать при нашем разговоре?

Измученная и морально, и физически, Мюриэл все же уловила, что этот напыщенный индюк, единственный специалист, на чью помощь она могла сейчас рассчитывать, не успокоится, пока Изабель не пойдет с ними.

— Ну, хорошо, — вздохнула она.

Они прошли в просторный кабинет, стены которого украшали почетные дипломы на разных языках. Впечатление было такое, будто Авилов числится чуть не во всех академиях мира.

— Пожалуйста, дамы, присаживайтесь. — Галантным жестом он указал на диван, а сам сел за добротный массивный стол. В центре красовалась цветная фотография его светловолосой жены и троих детей, все — с улыбками, как на рекламе зубной пасты.

Авилов проследил за взглядом гостей и начал:

— Итак…

Ни одной из посетительниц и в голову не пришло, какой зловещий смысл таит в себе это короткое слово.

И светило начало свою лекцию, в которой чаще всего звучали слова: «как вам уже, конечно, известно».

— Как вам уже, конечно, известно, болезнь Гентингтона относится к числу наиболее тяжелых. Ни лечения, ни выздоровления, ни надежды. Ничего. До недавнего времени мы даже не знали, какой ген в организме человека в ней повинен.

С Мюриэл он говорил снисходительным тоном.

— Все это наверняка хорошо знакомо вашей дочери. Но если требуются какие-то пояснения, не стесняйтесь, спрашивайте.

— Пожалуйста, продолжайте, — смиренно попросила Мюриэл.

— Работа, которую в этой самой лаборатории провел мой прославленный коллега, профессор Гузелла, показала, что ген, ответственный за хорею Гентингтона, находится на четвертой хромосоме. Впервые в истории были применены маркеры для картирования конкретного гена. После столь многообещающего начала мы образовали целый коллектив специально для работы над этой проблемой. В него, кстати, вошли и коллеги доктора да Коста по технологическому институту. После упорных поисков мы выявили ген Гентингтона. Тут и мне посчастливилось сыграть свою роль. До этого момента я оставался в тени, а сейчас мне удалось довольно быстро клонировать преступный ген и путем использования рекомбинантной ДНК синтезировать протеин, который восстанавливает нормальную структуру четвертой хромосомы. Во всяком случае, в лабораторных условиях.

Он закончил свою обращенную к человечеству тираду и повернулся к Мюриэл.

— Полагаю, милая дама, именно это привело вас сюда.

— Совершенно верно, профессор, — как можно почтительнее произнесла Мюриэл, чувствуя, что путь к сердцу этого человека лежит через его тщеславие.

Авилов подпер подбородок рукой, изрек очередное: «Ну-с…» — и погрузился в размышления. Вскоре он опять заговорил: