– Прошу прощения, сенатор. Я это упустила из виду. Побагровевший Донэхью кивнул Урбаху: продолжайте. Теперь вопросы касались декларации «Фелдинг-Рот».
– Доктор Стейвли назвала этот документ образцом «беззастенчивой коммерческой рекламы», – заявил Урбах. – Вы согласны с такой оценкой?
– Естественно, не согласна. Цель декларации соответствует ее содержанию, в ней со всей прямотой излагается будущая политика компании.
– Да неужели? Вы что же, искренне убеждены, что этот документ не окажет никакого рекламного воздействия?
Селия почувствовала, что ей готовят ловушку. Она решила быть предельно осторожной.
– Я этого не говорю. Но даже если наша декларация – а в этом документе намерения компании излагаются самым искренним образом – и окажет подобное воздействие, то отнюдь не преднамеренно.
Донэхью проявлял явные признаки беспокойства. Повернувшись к сенатору, Урбах спросил:
– Вы хотите что-нибудь добавить? Казалось, председательствующий и сам не знал, стоит ему вступать в разговор или нет. Затем он мрачно изрек:
– Итак, нам предлагается выбор – кому верить? Бескорыстной, приверженной своей идее Мод Стейвли или представительнице индустрии, столь обуреваемой жаждой наживы, что она регулярно убивает и калечит людей? Причем использует для этого заведомо опасные препараты.
При этих словах в зале буквально ахнули от изумления. Даже помощникам сенатора стало не по себе: их босс явно перегнул палку.
Окружающее перестало существовать для Селии.
– Сенатор, этот вопрос адресуется мне? – спросила она Донэхью язвительным тоном. – Или, может быть, ваше надуманное, безосновательное заявление следует понимать буквально: то есть что это расследование представляет собой сплошной фарс и ваше обвинительное заключение было сфабриковано еще до того, как мы появились в этом зале?
Донэхью угрожающе нацелился в Селию пальцем, как делал это в свое время, допрашивая Мейса.
– Должен предупредить свидетельницу: подобные слова в этом зале расцениваются как оскорбление конгресса.
– Не вздумайте меня запугивать! – резко парировала Селия. Ее терпение истощилось.
– Я требую пояснить это замечание, – прогрохотал сенатор. Не обращая внимания на умоляющий шепот Куэнтина, пытавшегося ее удержать, Селия вскочила на ноги.
– Я поясню его следующим образом: вы тот, кто устраивает здесь сегодня судилище надмонтейном, компанией «Фелдинг-Рот» и Управлением по контролю за продуктами питания и лекарствами, точно так же два года назад возмущались по поводу задержки разрешения на монтейн и оценивали ее как нелепость.
– Это ложь! Вот теперь, мадам, вы действительно допустили оскорбление. Я никогда не делал подобного заявления.
Селия ощутила прилив жаркой волны удовлетворения. Донэхью об этом не помнит! Это и неудивительно – ведь он так часто выступает с диаметрально противоположными заявлениями. А его помощники, должно быть, позабыли предупредить сенатора.
На столе перед Селией лежала папка, к которой до этой минуты она не притрагивалась. Она захватила ее просто на всякий случай. Достав из нее пачку газетных вырезок, скрепленных вместе, Селия прочитала то, что была сверху:
– «Коснувшись монтейна, нового препарата, предназначенного для употребления беременными женщинами и находящегося на рассмотрении ФДА, сенатор Донэхью отозвался о нерешительности ФДА, как о „явно нелепой при создавшихся обстоятельствах“. Это же сообщение было напечатано и в других газетах, – сказала Селия. Затем, выдержав паузу, добавила:
– Но это еще не все, сенатор. – С этими словами Селия извлекла из своей папки очередной документ.
Густо покрасневший Донэхью потянулся было к председательскому молотку. Но в это время раздался голос сенатора Джеффи, представителя оппозиционной группы подкомитета:
– Нет-нет! Пусть леди договорит. Я хочу ее выслушать.
– Вы обвиняете нашу отрасль в убийстве людей, – продолжала Селия, обращаясь к Донэхью. – В руках у меня перечень всех случаев, когда вы выступали за субсидии табачной промышленности в течение восемнадцати лет, с тех пор как стали членом конгресса. Вы ежегодно голосовали «за», когда вставал вопрос об этих субсидиях. И тем самым, сенатор, вы помогли отправиться на тот свет куда большему числу больных раком легких, чем погибло по вине фармацевтической промышленности за всю историю ее существования.
Последние слова потонули в возгласах возмущения. Ударив по столу молотком, сенатор прокричал:
– Слушание откладывается!
То, что началось для Селии как суровое испытание, закончилось – по крайней мере на первый взгляд – ее личным триумфом.
В тот самый день, когда произошла ее жаркая схватка с сенатором Донэхью, основные телевизионные компании – Эй-би-си, Си-би-эс и Эн-би-си – передали эту драматическую сцену почти полностью в вечерних выпусках новостей.
Как написал впоследствии один критик: «Это был потрясающий спектакль, и телевидение продемонстрировало все великолепие своих возможностей».
На другой день газеты уделили этому событию видные места на своих полосах.
ПЫЛКАЯ ЛЕДИ КЛАДЕТ СЕНАТОРА НА ОБЕ ЛОПАТКИ – так озаглавила свое сообщение газета «Нью-Йорк тайме».