Из остановившегося неподалеку о них коричневого «универсала» вышла и направилась в их сторону женщина.
Эндрю немедленно узнал свою бывшую жену Вэлери, любовь всей своей жизни, которую он потерял, совершив глупейшую ошибку. Его теперешнее положение было расплатой за мгновение заблуждения, мимолетной страсти.
Знала ли она, какие мучительные угрызения совести его терзали? Знала ли, что он отказался от борьбы за свою жизнь, когда она перестала навещать его в больнице?
Она подошла к могиле и бесшумно опустилась на колени.
Видя ее склонившейся над ним, он впервые за все время с тех пор, как его пырнули в спину на берегу Гудзона, испытал облегчение.
Вэлери здесь, она вернулась — это было важнее всего остального.
Внезапно она украдкой задрала юбку и стала мочиться на могильный камень. Закончив это занятие, она привела в порядок свою одежду и громко произнесла:
— Чтоб тебе пусто было, Эндрю Стилмен!
Сказала — и была такова.
— Скажешь, это тоже неоригинально? — простонал Арнольд Кнопф, стараясь не показать, что давится от смеха.
— Она что, взяла и помочилась на мою могилу?!
— Не хотелось бы перефразировать известного поэта, но, по-моему, это именно то, что она учудила. Боюсь допустить неделикатность, но все же любопытно, что ты ей сделал, чтобы ей захотелось вот так облегчиться здесь среди ночи?
Эндрю тяжело вздохнул.
— Вечером после нашей свадьбы я признался ей, что влюбился в другую.
— До чего же все-таки здорово, что мой сосед — ты! Ты сам этого не представляешь, Эндрю Стилмен. Чувствую, скуке теперь придется потесниться, а может, мы с ней и вовсе распрощаемся. Я тут немножко приврал: смерть — та еще скучища! Но что есть, то есть, альтернативы-то нету. Тупик, старина! Не могу утверждать, но, сдается мне, твоя леди еще тебя не простила. И то верно: так разоткровенничаться в вечер собственной свадьбы — это… Не хочется читать нотации, но, согласись, момент был выбран не совсем удачно.
— Что делать, нет у меня дара лгать, — проговорил Эндрю со вздохом.
— То есть как? Ты же был журналистом! Ладно, подробности потом, а сейчас мне надо делать упражнения на концентрацию. Я дал себе слово, что до конца века доберусь вон до той рощицы. Осточертели мне эти платаны!
Он был, теперь его нет! Колоссальная смысловая разница между настоящим и прошедшим временем ударила Эндрю с силой ядра, пробивающего крепостную стену. Жизнь окончена, он сделал свой выбор: теперь он — разлагающееся тело.
Эндрю почувствовал, как его затягивает могила, и, пытаясь воспротивиться силе, тащившей его под землю, истошно завопил…
Саймон подошел к дивану, дернул за угол подушки и стал тормошить спящего.
— Хватит стонать, это невыносимо! Вставай, уже десять часов, тебе давно пора на работу!
Эндрю набрал в легкие как можно больше воздуху, как ныряльщик, выныривающий на поверхность после длительной задержки дыхания.
— Перестанешь напиваться — будешь нормально спать по ночам! — проворчал Саймон, поднимая с пола труп — пустую бутылку «Джек Дэниэлс». — Вставай и одевайся! Клянусь, я вытолкаю тебя в шею, надоело видеть тебя в таком состоянии.
— Ладно, ладно! — Эндрю сладко потянулся. — Ну и пружины у твоего дивана! Почему бы тебе не завести нормальную гостевую комнату?
— Почему бы тебе не вернуться домой? Три месяца, как тебя выписали из больницы, — а ты все торчишь у меня.
— Скоро съеду, обещаю. Не могу ночевать один. И потом, здесь, у тебя, я образцовый трезвенник.
— Пока я не усну… Кофе на кухне. За работу, Эндрю! Это лучшее, что ты можешь предпринять, и единственное, что у тебя хорошо получается.
— «Лучшие всегда уходят первыми…» — ты серьезно? Не нашел лучшего завершения для надгробной речи на моих похоронах?
— Напоминаю: все это происходит только в твоей помутившейся башке. Когда тебя мучат кошмары, ты хватаешься за ручку — и сочиняешь черт знает что!
Выскочив за порог, Саймон изо всех сил хлопнул дверью.
Эндрю вполз в ванную и уставился на свою физиономию в зеркале. А что, красавчик — учитывая то, что он натворил накануне… Но, сделав еще шаг вперед, он изменил мнение на свой счет. Набрякшие веки, черная борода, как у горца… Саймон прав, наверное, пора снова начать ходить на собрания Общества анонимных алкоголиков на Перри-стрит. А пока он изобразит собственное присутствие на редакционной летучке, после чего отправится в публичную библиотеку.
Вот уже три месяца он с удовольствием проводил там время. Сидя в большом читальном зале, он ощущал себя среди людей, невзирая на оглушительную библиотечную тишину. Где еще на свете он мог так же надежно спрятаться от одиночества, не приходя в раздражение от производимого другими шума?
После душа, одевшись поприличнее, он покинул квартиру и заглянул в «Старбакс», где позавтракал и пролистал газету. Потом, глянув на часы, направился прямиком в конференц-зал, где Оливия уже завершала инструктаж.
Журналисты дружно встали и потянулись к двери. Эндрю не двигался. Оливия жестом велела ему подождать. Когда зал опустел, она сама подошла к нему.