Прозвенел звонок, и ни с кем не разговаривая, спустился на первый этаж, оделся и вышел на крыльцо школы. За время урока опять весь двор запорошило снегом и теперь, когда уже совсем рассвело, от чистого снега зарябило в глазах. Вдохнув свежего воздуха, Макс почувствовал легкое головокружение и постоял немного успокаиваясь. Затем шагнул на ступеньку и осторожно стал спускаться по лестнице, ровным слоем присыпанной снегом так, что ступени сливались, и было непонятно – куда наступаешь. Вспомнил свои утренние мысли о следах на снегу, но уже не обратил на них внимания, осторожно проходя по тропинкам и дорогам и оттягивая время прихода домой. Ему нужно было идти домой, чтобы взять медицинскую карточку, сходить в больницу на прием к врачу, для проверки послеоперационного состояния.
Было уже начало одиннадцатого, когда Максим всё же решился зайти домой, дав себе слово, не обращать внимания на-то, что будет говорить мать.
Стоя у входной двери, слышал, мама возится около работающей стиральной машинки, бегает на кухню и гремит там кастрюлями, успевая стирать и готовить одновременно. Настроение у неё, как чувствовалось сыну, было замечательное. Он прекрасно знал, что его мать, Валентина Николаевна, чувствует себя совершенно спокойно и свободно только тогда, когда одна дома.
Именно сейчас, он должен в который раз разрушить этот тесный мирок, освободить её от потока ненужных эмоций, обрушить этот шквал на свою жизненную ситуацию, усугублявшуюся с каждым разом все больше и больше – что совсем плохо сказывалось на Максиме. Он уже не собирался воспринимать это как должное, не нести этот груз на себе: „Как он мешает жизненному укладу и останавливает перед важными делами!”
Внутри всё перевернулось, и „увидел” перед собой, пропасть, у которой нет дна: „Сейчас! Именно сейчас нужно избежать этого падения! Но каким образом? Вокруг уже некуда ступить…” Головокружение усиливалось, и Макс открыл дверь своими ключами. Мать не услышала из-за шума его прихода, тем более, в это время сын должен быть в школе. Тихонько зайдя в квартиру, смотрел на свою любимую маму, всё время неадекватно реагировавшую на его какие-либо действия. Она небольшого роста, живая, подвижная, энергичная, всегда чем-то занятая, строгая и всегда требующая беспрекословного подчинения. Её короткие волосы, тонкие брови, большие глаза, округлые щёки, красивые губы и нос – весь её облик был необыкновенен и полон очарования. Максу стало жарко, и, сняв ботинки, он прошёл в комнату, взял медицинскую карту и стал одеваться. В этот момент мать его и заметила. Они оба замерли и смотрели друг на друга, как будто увидели что-то неземное. Машинка выключилась и громко фыркнув, замерла, Валентина Николаевна непроизвольно вздрогнула, но сразу же оживилась:
– О! А ты что делаешь дома?
– За карточкой зашёл, мне нужно в больницу идти.
– А почему сразу с собой не взял, чтобы в школу больше не идти?! Это что ещё за дела?! – „Она уже начинает выходить из себя подумал Максим, а если сказать про двойку, то вообще что будет…”
– На каких уроках был?!
– Литературы не было… – произнёс как-то тихо и понял, что мать уже догадалась о его двойке.
– А что было? Что спрашивали? Что получил?! Опять всё вытягивать клещами?!
Он уже успел обуться и попытался выйти, но мать преградила дорогу, а когда попытался протиснуться рядом с ней, то с силой толкнула его и стала хлестать какой-то тряпкой по лицу и куда придётся, лихорадочно крича:
– Что получил?! Сколько можно издеваться надо мною?!
Максим ничего не хотел делать и даже говорить, но время уже поджимало, и он, подставив руку под очередной удар тряпки, вырвал её из руки матери, и бросил в сторону зала, выдавив из себя через невероятное усилие:
– Двойку по химии. Всего одну! Ты довольна? Остальные получу завтра. – Резко встав с трюмо, пока ошарашенная мама ещё ничего не поняв, стояла, оторопев от всего услышанного, выскользнул в узкую щель. При этом так осторожно, чтобы не зацепить её дверью.
«Неужели я так довела его? – Подумала Валентина Николаевна, уже не видя своего сына; и в этот момент ей показалось, что нравится не самой раздражаться, а раздражать и травмировать его. Её потом саму поражало то, что сделала до такой степени, чтобы невозможно было представить, как на неё это повлияет. Какое-то необычное состояние. Сейчас, находившись в состоянии лёгкого шока, она осознавала это, а в нормальном состоянии – нет. Когда Максим вышел, и хлопнувшая дверь отрезвила её, то и не сразу вспомнила: ”Что же произошло?”»