«Вот любовь до чего довела — все оставила, и честь, и богатство, и сродников, и стражду с ним и скитаюсь... Мне казалось, что он для меня родился и я для него, и нам друг без друга жить нельзя. И по сей час в одном рассуждении и не тужу, что мой век пропал. Я благодарю Бога моего, что он мне дал знать такого человека, который того стоил, чтоб мне за любовь жизнию своею заплатить, целый век странствовать и всякие беды сносить. Могу сказать — беспримерные беды».
Достоин ли был Долгорукий такой любви? Вопрос, пожалуй, беззаконный. Они прожили вместе восемь лет в Сибири, во мраке и тяготах ссылки, и жена была ему самым близким и дорогим человеком, принесшим такие жертвы, какие он не мог не оценить. Но доживи они вместе до благополучного возвращения в Россию — кто знает, как сложилась бы в дальнейшем судьба Натальи Борисовны и не пришлось ли бы ей страдать от вновь вспыхнувших страстей ее мужа «догулять» и «дожить» «недогулянное» в молодости? А может быть, безмерные страдания переродили бы и его душу, и Долгорукие дожили бы вместе до глубокой старости, и умерли в один день, как счастливые супруги Филемон и Бавкида? Гадать тут бессмысленно.
Наталья Долгорукая отклонила усиленные приглашения ко двору Елизаветы Петровны и отказала всем женихам. Родной брат ее Петр Борисович Шереметев, один из самых богатых людей России, владелец выстроенных им усадеб Кусково и Останкино, не отдал сестре, вернувшейся из ссылки, законной части отцовского наследства. Обделили се и родственники мужа. Наталья Борисовна поселилась скромно в Москве, целиком посвятив себя воспитанию сыновей. А когда дети подросли, перебралась в Киев, где и приняла пострижение во Флоровском монастыре.
Почему Долгорукая выбрала киевский монастырь? Вероятно, потому, что знала о желании своего отца фельдмаршала Шереметева, который в конце жизни просил Петра I разрешить ему стать монахом Киево-Печерской лавры. Петр не хотел расставаться со своим любимым сподвижником и отказал ему в этой просьбе.
Несчастья не оставляли Долгорукую и за монастырскими стенами. Младший сын ее Дмитрий унаследовал страстную натуру матери и сошел с ума от юношеской несчастливой любви. Наталья Борисовна — в монашестве Нектария — перевезла сына в Киев. Она думала, что лучшим исцелением для него будет уединенная иноческая жизнь. Но для того чтобы постричь сына — молодого князя из знаменитого рода — нужно было согласие императрицы. Случилось это уже в царствование Екатерины II.
На обращение монахини Нектарин Екатерина ответила отказом: «Честная мать монахиня! письмо ваше мною получено, на которое по прошению вашему иной резолюции дать не можно, как только ту, что я позволяю сыну вашему князю Дмитрию жить, по желанию его, в монастыре, а постричься, в рассуждении молодых его лет, дозволить нельзя, дабы время, как его в раскаяние, так и нас об нем в сожаление, не привело»[77].
Однако предусмотрительность Екатерины оказалась напрасной. Молодой Долгорукий скончался в том же году. Мать пережила сына лишь на два года и умерла на 58-м году жизни в 1771 году. Вероятно, она скончалась от чахотки. Внук ее, впоследствии известный поэт Иван Михайлович Долгорукий, названный в память деда Иваном, вспоминает в своих записках, что у нее «в последнее время часто шла кровь горлом. Меня ласки ее от всех прочих отличали. Часто, держа меня на коленях, она сквозь слезы восклицала: «Ванюша, друг мой, чье имя ты носишь!» Несчастный супруг ее беспрестанно жил в ее мыслях»[78].
В монастыре Наталья Борисовна — Нектария и написала свои записки. Пожалуй, больше всего поражает в них отсутствие настоящей религиозности — будто писала их не монахиня, не затворница, отрекшаяся от земной жизни. Это воспоминания о страстной, неистребимой любви, над которой невластна и самая уничтожающая сила мира — время.
Описав историю своей любви и своих бедствий, Долгорукая последние слова обращает к мужу: «Счастливу себя считаю, что я его ради себя потеряла, без принуждения, из своей доброй воли. Я все в нем имела: и милостивого мужа, и отца, и учителя, и старателя о спасении моем». Это признание не монахини, но обреченной любви и вечно тоскующей о своей потере жены.
Если вам случится побывать в музее-заповеднике Киево-Печерской лавры, вы, несомненно, остановитесь у развалин Успенского собора, замечательного памятника архитектуры, разрушенного во время Великой Отечественной войны в ноябре 1941 года. Немногое уцелело и удалось спасти под развалинами храма. Но реставраторы, бережно законсервировавшие оставшиеся руины собора, вынесли к его стене две чугунные могильные плиты, прежде покоившиеся под церковными сводами. Это плиты с могил Натальи Борисовны Долгорукой и ее сына Дмитрия.