Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.)

Уже через несколько месяцев он решил окончательно расправиться со своими давними врагами — противниками женитьбы его на Елене Глинской — Вассианом Патрикеевым и Максимом Греком. Пока не родился наследник, невозможно было с полным сознанием правоты преследовать противников нового брака. Рождение сына дало Василию III уверенность и силу сокрушить своих врагов, чтобы никому не повадно было усомниться в законности права на престол новорожденного.

В мае 1531 года начался церковный собор — суд над бывшим любимцем Василия III Вассианом Патрикеевым, а вслед за ним новый собор — над Максимом Греком. Как и на процессе Берсеня Беклемишева и на первом суде над Максимом Греком, в вину Вассиану Патрикееву не было открыто поставлено его выступление против новой женитьбы царя. Опять судились не поступки, не нарушения закона, а мысли, «мнения», вольнодумство.

Составитель «Выписи», однако, прямо указывает причину опалы Патрикеева, передавая подробно, как Вассиан пытался отговорить великого князя от развода и новой женитьбы. За брак, скрепленный церковью, Патрикеев выступал не как консерватор («аще Бог сочетает, человек да не разлучает»), не признающий за человеком права нарушить установление. Он отстаивал не обычай, а неприкосновенность высшего нравственного закона, которому подчиняются все люди, — независимо от того места, какое они занимают на общественно-социальной лестнице: и царь, и боярин, и простой крестьянин.

Не закон должен подчиняться власти, а власть, пусть даже самая высокая — царская, должна подчиняться закону — в этом состоит смысл борьбы Патрикеева и его единомышленников. Великий князь «исполнися ярости и гнева на старца» Патрикеева. Он совещается с митрополитом Даниилом и составляет «словесы преложения вины его»: и вот уже «архимарит» Иона выполняет роль доносчика и пишет великому князю, что Патрикеев вместе с Максимом Греком и Саввой «трие совокуплены во единомыслие и толкуют книги, и низводят словеса по своему изволению... и творят укоризну царствию твоему».

В своем доносе Иона предварял решение церковного суда: «отлучити их от церкви подобает и в заточение отослати».

На суде Вассиан был обвинен в церковной ереси, в порче святой «Кормчей книги», которую он переводил и куда внес свои поправки «нестяжателя» (как мы помним, перевод этот был сделан Патрикеевым более десяти лет назад, и вот только теперь подошло время нести за него ответ). Главное обвинение было сформулировано так: «Писал еси во своих правилах: инокам жити по Евангелию, сел не держати, не владети ими. Ино то еси божественное писание и священная правила оболгал».

Известно, что на суде Патрикеев держался гордо и независимо, свойственная ему ирония была убийственна, он ничего не спускал своим врагам, не просил ни о спи схождении, ни о пощаде.

Как сообщает автор «Выписи», собор «отослаша Васьяна во обитель Пречистые Иосифова монастыря». Глава русского «нестяжательства» был отдан в руки своих злейших идейных врагов — «иосифлян». Борьба «нестяжателей» с «иосифлянами» закончилась торжеством учеников Иосифа Волоцкого.

В своих посланиях к Ивану Грозному Андрей Курбский поставит впоследствии гибель Патрикеева (по его свидетельству, он был уморен голодом) в счет его отцу.

Последний суд Максима Грека

Непосредственно вслед за «собором на Вассиана» состоялся и «собор на Максима Грека». Ему было предъявлено обвинение, что после собора 1525 года он прибавил «ко многим прежним хулам новейшие хулы на Господа Бога и на Пресвятую Богородицу, и на церковные уставы и на законы, и на святые чудотворцы, и на святые монастыри».

Заключенный в Иосифовом монастыре, где он провел в темнице 6 лет, он «покаяния и исправления не показоваше и неповинна во всем себе глаголаше и отреченная мудрствоваше», то есть высказал «необратный свой нрав». Поставленный перед вторым церковным собором во главе с митрополитом Даниилом, Максим Грек выслушал новый свод возводимых на него обвинений. Митрополит Даниил, сам писатель и человек широкого образования, цинично обвинял Максима Грека, столь много сделавшего для русского просвещения, в том, что тот «Великому князю злая умышляли и совещали и посылали грамоты к Турским пашам», пытаясь поднять Турцию на войну с Русью.

Даниил обвинял Максима в том, что тот, защищая еретиков, «прельщает и погубляет люди». Он обличал Максима Грека и в том, что первый церковный собор был созван ему «в познание и в разум истинный и исправление», а тот, нисколько не раскаявшись, говорил своему монастырскому стражу, что «учился есми филофству, и приходит ми гордость, а ведано аз все везде, где что ни деется».

На этот раз Максим Грек держался твердо и все отрицал: «аз того не писал и не велел писати». Допрос свидетелей был призван доказать сознательное стремление Максима Грека «портить русские книги».