Поэтичная «Задонщина» развернула перед нами целую галерею женских образов, вдов убитых воевод на Куликовом поле. На поле «славы», как потом историки называли Куликовское сражение, немало погибло князей. Но автор выбрал своими героинями не вдов-княгинь, а именно вдов воевод. Не является ли это косвенным свидетельством его личной близости именно с этим кругом?.. В «Задонщине» перед нами четыре женских образа: жены воевод московских: Тимофея Волуевича — Феодосья, жена Микулы Васильевича — Мария, жена Андрея Серкизовича (владением их семьи было село Черкизово) — Мария, жена воеводы Михайлы Ивановича — Оксинья — каждая плачет по своему мужу, каждая находит свои особые краски вдовьей горечи. Плач коломенских жен полон понимания общенациональных интересов. Обращаясь к Дмитрию Донскому, коломенские женщины восклицают: «Замкни, государь князь, великий, Оке-реке ворота, чтобы потом поганые татаровя к нам не ездили».
В сущности, Дмитрий Донской выполнил то, о чем просили его русские женщины. И хотя поганые еще появлялись на русской земле, этому уже настал короткий срок. Куликовская битва положила конец владычеству татаро-монголов в России и опасности Европе подвергнуться их нашествию еще раз.
Среди героев этой битвы мы не вправе забыть имена и двух ростовских амазонок — Феодоры Пужбольской и Дарьи Андреевны Ростовской, сражавшихся на Куликовском поле по примеру своих предшественниц — воинственных славянок-полениц.
В память тех, кто не вернулся с Куликова поля, поставил великий князь Дмитрий Донской церковь Всех святых на Кулишках — там, где теперь станция метро «Площадь Ногина». Спеша мимо этого памятника XVII века (до наших дней дошло позднее здание) в сутолоке наших дел, вспомните туманное утро над далекой от Москвы приречной луговиной, где шестьсот лет назад решилась и наша с вами судьба...
Дело о разводе Государыни Соломонии
(Эпизод из истории XVI века)
Памятники архитектуры: церкви, храмы. Мы определяем стиль, век, иногда — руну мастера. Любуемся силуэтом, восхищаемся красотой пропорций, соразмерностью... Но при этом чаще всего для нас остается закрытым то, что родило эти — для нас теперь памятники, а некогда современные здания, составлявшие часть живой жизни века.
Как разгадать ушедшую эту жизнь? Люди плакали и молились — о чем? Радовались — чему? Умирали случайно или в тяжелых болезнях. Завещали своим детям не только имущество, но и свое представление о добре и зле, о правде и несправедливости.
Суздальский Покровский монастырь на низком берегу реки Каменки, во Владимирской земле; стройный силуэт храма Вознесения в селе Коломенском — гордость русской архитектуры; Беклемишевская башня Кремлевской стены па берегу Москвы-реки; маленькая, но поразительно ладная и гармонически законченная церковка Трифона в Напрудном у Рижского вокзала, чудом уцелевшая от татаро-монгольских нашествий и погромов; остатки девичьего Рождественского монастыря, доживающего свой долгий век (он был основан еще матерью Дмитрия Донского) на одной из оживленных улиц Москвы (ныне ул. Жданова, прежде — Рождественка),— все это свидетели давней, запутанной и до сих пор по-настоящему не разгаданной истории XVI века.
В трагедии, разыгравшейся четыреста лет назад, сплелось все: величие и твердость духа одних, низость и тщеславие других, глубина незаслуженного несчастья и призрачность радости, свобода духа и подлое холуйство мысли, готовой пойти на любое услужение ради корысти и власти...
Итак, Москва начала XVI века... Последние годы царствования Ивана III, при котором закладывается основа единого централизованного государства и оно освобождается после двух с половиной веков от татаро-монгольского владычества. Россия, по выражению современного историка, вступает на порог нового времени.
Как всегда, сложные политические процессы сопровождаются напряженными идейными исканиями, которые в то время неизбежно обращены в сторону церкви и ее взаимоотношений с государством. Установление сильной великокняжеской власти рождает в обществе вопросы о пределе ее и правах, об обязанностях правителей перед своими подданными как людьми и современниками.
На что должен опираться великий князь — на старинный обычай, признанный всеми в государстве как право, или соображения непосредственной выгоды этого дня? Чему должна служить церковь — быть ли ей только помощницей государственной власти или пытаться жить обособленно, своей жизнью?
Все это вылилось в два сильных течения общественно- религиозной мысли, столкнувшихся в смертельной борьбе: «нестяжательство» и «иосифлянство». Эта борьба на многие годы определила характер идейной жизни того времени.
«Нестяжательство» и «иосифлянство»
Во главе «нестяжателей» стоял Нил Майков, прозванный Сорским, который жил в скиту на реке Соре в 15 верстах от Кириллова Белозерского монастыря.