Гза разорил окрестности Путивля, пожег окрестные села. Ярославна при этом вполне могла попасть в плен, как попадали в плен многие средневековые героини, например Кудруна из эпической немецкой поэмы. И тогда сюжет поворачивался другим концом: возлюбленный Кудруны — «служенья дамы ради он подвиг совершил» — освобождал ее из плена, и героиня была «горда отвагой его и делами».
Однако существовал и иной мотив, связанный с женой средневекового воина-князя. В «Алексиаде» Анна Комнина приводит пример того, как Гаита — жена известного рыцаря первого крестового похода Роберта Гвискара, увидев обратившихся в бегство воинов своего мужа, «сурово взглянула на них и оглушительным голосом, на своем языке произнесла что-то вроде гомеровских слов: «Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь доблестным духом». Видя, что они продолжают бежать, Гаита с длинным копьем в руке во весь опор устремилась на беглецов. Увидев это, они пришли в себя и вернулись в бой»[18].
Анна называет Гаиту «второй Палладой, хотя и не Афиной», сопутствовавшей мужу в его военных походах.
Невозможно, пожалуй, представить себе Ярославну с копьем в руке, бегущей наперерез отступающим ратникам из войска мужа. Но нельзя видеть в Ярославне лишь женский страдающий лик, скорбно возникающий из-за степ Путивля. Ярославна активна и деятельна в своей любви и милосердии к потерпевшему поражение мужу.
В византийских повестях X—XI веков существовал такой сюжет: «Девушка насмехается над героем, попавшим в плен, он рвет оковы и побеждает врага»[19].
Осознавая бесчестие мужа, Ярославна силой своей любви спасает его из плена и возвращает на родину. Плач Ярославны — это и заговор и заклинание, в котором могучая сила слов совершает чудеса: в половецком плену находится спаситель, который поможет Игорю бежать. Слова плача, будто заговоренные стрелы, вызывают в князе Игоре невероятные магические силы, которые помогают ему обмануть бдительность врагов. Так плач Ярославны становится не только песней любви, но и волшебной помощью любимому.
В «Слове» разлиты две стихии — исторического сознания и мифологического образного мышления. И в композиции поэмы можно отметить две части: первая — собственно историческая, «летописная» часть, где рассказано о походе князя Игоря, об усобицах среди князей нынешних и прежних и даны характеристики современников Игоря. Вторая часть начинается с рассказа об оборотничестве (то есть способности принимать облик зверей, птиц, других людей, растений и пр.) полоцкого князя Всеслава, прямо переходит к плачу Ярославны, а потом рисует как бы непосредственный его результат — побег князя Игоря из плена. Это гиперболизированное сознание былин, саг и пр.
Всеслав Полоцкий оборачивается в поэме волком — даже великому языческому богу Хорсу он «волком путь перебегал». В былине о Волхе Всеславиче (прототипом его, как выяснили ученые, послужил именно образ Всеслава) рассказано, как Волх-Всеслав полетел в Индийское царство, победил врагов и женился на индийской царевне. Индийское царство — тут ключ к пониманию природы оборотничества Всеслава. Ведь индийские боги Брахма, Вишну и Шива славились своим оборотничеством, постоянно перевоплощаясь то в птиц, то в зверей, то в растения. Возможно, что присутствие в былине мотива Индии указывает па далекую индоевропейскую основу оборотничества, связь с индийским пантеоном языческих божеств. Во всяком случае, когда после рассказа о необыкновенных способностях Всеслава начинается знаменитое вступление к плачу Ярославны: «На Дунай Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычет. «Полечю,— рече,— зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце, утру князю кровавые его раны на жестоцем его теле»,— читатель, находясь еще под чарами от волхвования Всеслава, легко узнает их в полете Ярославны.
Ведь полететь кукушкой от Новгород-Северского или Путивля на Дунай, а потом к Каяле реке к князю Игорю — это не меньшее поэтическое оборотничество, чем «рыскать волком» от Киева до Тмутаракани за одну ночь, как, по уверению автора «Слова», делает это Всеслав.
Кстати сказать, волхвование женщин не было в ту пору исключением и сурово осуждалось в «Повести временных лет». Интересно отметить, что рассказ о волхвовании помещен там непосредственно после сообщений о походах того же Всеслава Полоцкого под 1071 годом: «Больше же всего через жен бесовские волхвования бывают... потому и в наши дни много волхвуют женщины чародейством»[20]. Рассуждая далее о волхвах, летописец пишет, что именно способность «оборачиваться то старым, то молодым или кого-нибудь оборачивать в иной образ» является главной особенностью всякого волхва.