Вещество, что я ему ввел, по составу напоминало лошадиный транквилизатор, но подверженный его действию по-прежнему мог чувствовать все, оставаясь в сознании. Честер, надо отдать ему должное, мог раздобыть любое запрещенное зелье, почти как добрый волшебник из сказки. Он даже не спросил, для каких целей я приобрел этот шприц, зная, что это не его дело. Уверен, он доставал вещи и позабористей.
– Я все время задавался вопросом, каким образом такому отморозку, как ты, удалось проникнуть в головы стольких людей, чтобы нагадить там, – начал я, вытаскивая из сумки различные предметы и раскладывая их в изножье кровати. Взгляд Росса метнулся к потолку, поскольку он не мог опустить голову вниз, чтобы увидеть, над чем я работал. Его глаза расширились, а дыхание стало учащенным, он попытался протестовать, что-то мыча, но я не удосужился взглянуть на него, методично выравнивая ножи и скальпели в одну линию. – Сначала ты запудрил мозги Гордону, потом другим членам правления, но тебе было мало, ты решил прикоснуться к тому, на что не имел права.
Я почти прорычал последние слова, наконец посмотрев на него. Страх и паника смешались в черных глазах, ускоряя мое сердцебиение до максимума, мне понравилось наблюдать, как он корчится внутри обездвиженного тела, это было захватывающе, почти как смотреть на танцующую Оливию.
– Я не стану спрашивать, с чего ты решил, будто домогаться моей невесты – отличная идея. Мне также плевать, если ты скажешь, что сожалеешь и этого больше не повторится. Значение имеет только то, что уже произошло. И знаешь, Росс, – растянул его имя, подходя ближе и вертя в руке охотничий нож с лезвием, заточенным до состояния японской катаны, – мне не понравилось то, что я вчера увидел. Но еще больше меня затронул рассказ, который я услышал. Вот тебе загадка: шестнадцатилетняя девочка, перепуганная до смерти и оставленная вне поля зрения родителей, и какой-то жалкий выродок с больной фантазией заперты в одной комнате… Кто из них проиграет? Не спеши с ответом, подумай хорошенько, а я пока посмотрю, не обделался ли ты от страха.
Я открыл окно и сорвал одеяло с нижней половины тела Смитстоуна, подставив его холодному воздуху, чтобы замедлить кровоток. Вся его кожа тут же покрылась мурашками.
– Вот как мы поступим, – сделал паузу, приставив кончик ножа к руке, которая лапала Ливи, и поймав на себе полный ужаса взгляд. – Я буду спрашивать, а ты внимательно слушать и моргать по одному разу, если да, и по два, если нет. За каждый верный ответ ты получишь мое одобрение, в противном случае я буду делать надрез, из которого понемногу станет вытекать кровь. Тебе может показаться, что это не так страшно, но вот в чем прелесть ситуации – внезапно я могу стать чуть более любопытным, и количество вопросов возрастет с одного до пятидесяти. Времени у меня много, мы можем остаться здесь на целую вечность. Не перепутай, эта игра требует внимательности, ты все понял?
Он моргнул один раз.
– Видишь, ты не так плох на первый взгляд. Оливия была единственной?
Моргание.
Надрез.
– Я же просил быть внимательней, Росс. Кажется, я забыл упомянуть, что у меня особенный дар. – Я ухмыльнулся ему. – Я за версту чую ложь, и от тебя разит ею, как от целой новостной команды с центрального телевидения. Спрошу еще раз, она была единственной? – вдавил кончик ножа в надрез, слушая булькающие звуки, издаваемые моим новым приятелем.
Двойное моргание.
– Сколько их было?
Одно моргание, два, три, четыре.
Сукин сын.
– Все они были несовершеннолетними?
Подергивание века. Двойное моргание.
Надрез. Жалобный вой в глубине горла Росса, и струйка слюны уже течет по его губам к щеке.
– Думаю, вся проблема в доверии между нами. – Я цокнул языком, вставая. – Как насчет того, чтобы немного укрепить его? Может быть, тогда ты перестанешь лгать.
Я убрал нож и заменил его тонким скальпелем, глядя, как пот стал бисером собираться на висках ублюдка. Снова вернувшись к своей жертве, переместился ближе к его лицу, пальцем поддевая серебряный крестик на его груди.
– Веришь в Бога?
Моргание.
– Хорошо. Думаю, тебе следует помолиться, чтобы он направил твою душу на праведный путь, – он снова что-то промычал. – Хотя знаешь, не утруждайся. Сегодня я твой Бог, и я, черт возьми, не услышу мольбы, как бы ты ни старался. – Я снова порезал его прямо по центру грудной клетки, в том месте, где покоился крест, неглубоко, но достаточно, чтобы он почувствовал укус боли. Вид его крови посылал нехилую порцию удовлетворения в мою голову. Оливия будет отомщена, не испачкав руки, в то время как мои омоются алым цветом для ее спокойствия.
– Итак, Росс, были ли среди них несовершеннолетние, не включая Оливию?
Моргание.
– Стало быть, ты у нас больной на голову. Это печально, но знаешь, я еще больший псих, чем ты. Поэтому наша игра превращается в блиц.