Сила Единства

Я держу в руках воронову петлю, однажды наградившую шрамом Сетракуса Ра и подарившую такой же шрам мне. При ближайшем рассмотрении, когда она уже не впивается в шею, я обнаруживаю, что она похожа на лозу, которую можно найти в джунглях, разве что на ощупь она — как затвердевший пластик. Каждый край — острый, как лезвие, и нагревая ее, я проявляю осторожность, чтобы не обрезаться. Материал, принадлежавший Лориен, от нагрева окрашивается в пурпур, а затем начинает таять, как воск свечи. Я не даю ему падать на пол. Вместо этого я подхватываю капли телекинезом и начинаю придавать им новую форму.

Когда я заканчиваю работу, это уже не петля, а нечто похожее на клинок длиной с руку до локтя, с самодельной рукоятью. Ромбовидное лезвие с четырьмя краями оканчивается опасным острием. Я кручу оружие в руки, проверяю вес и делаю несколько взмахов.

Вот чем я воспользуюсь, если им вновь удастся забрать мои Наследия. Я воткну эту штуку прямо в сердце Сетракуса Ра.

— Убийственная хрень, — говорит стоящий у входа Девятый.

Я был так поглощен работой, что не услышал появления Девятого. Он ухмыляется, разглядывая клинок. Я передаю его ему телекинезом, и он подхватывает его в воздухе и делает несколько взмахов.

— Неплохо, — заключает он, также по воздуху возвращая мне меч обратно. — Блин, мне так не хватает моего оружия. До сих пор не могу поверить, что оно сломалось.

— А я скучаю по моему щиту, — поддерживаю я, поворачиваясь к Девятому. — Так что там?

— Эм… — Девятый проходит дальше в комнату и облокачивается на перила у края мостика. Он переходит на шепот: — Я… Эм… Я хотел извиниться за то, что отметелил тебя в Чикаго.

От удивления я даже фыркаю.

— Ты о чем, Девятый?

— А еще за Нью-Йорк, когда я хлопнул в ладоши в тех идиотских громовых перчатках и испортил наше невидимое приближение. За это тоже прости.

— Так, — говорю я, примирительно поднимая руки. — Чем это ты сейчас занимаешься?

— Приношу извинения за каждый раз, когда говорил что-то, чтобы тебя выбесить, или что-то, из-за чего ты едва не погибал. Прости меня.

— Хорошо. Слушай, если ты толкаешь эту речь, потому что думаешь, что мы можем погибнуть, то не стоит.

— О, меня эта возможность не коснется, — говорит Девятый, глядя мне в глаза. — Я-то точно переживу эту заварушку. А вот ты… У тебя пока горит вся эта фигня типа «я-сам-со-всем-справлюсь-мне-никто-не-нужен», типа ты начнешь крушить все на своем пути, пока не выгоришь полностью. Будто тебе наплевать на то, что с тобой произойдет. — Я пытаюсь возразить, но Девятый поднимает руку, останавливая меня. — Нет, все нормально. Другие, может, не догоняют, но я тебя понимаю. Сбрось этот груз на поле боя, чувак. Ты делаешь то, что должен. Просто я хочу успеть излить тебе все, что накопилось на совести, пока ты не умер.

— Хорошо, Девятый, — говорю я, качая головой. — Ты прощен.

— А еще, — продолжает он, — ты должен знать, что я бы предпочел, чтобы ты выкарабкался из этого месива вместе со мной. Ты мне как брат. И, хм… Это было бы идеально.

Прежде чем я успеваю его остановить, Девятый обнимает меня и сжимает медвежьей хваткой. Приступ нежности длится недолго и заканчивается дружескими хлопками по спине такой силы, что я закашливаюсь.

— Ты всегда был лучшим помощником, о котором может мечтать супергерой, — говорит он.

— Да пошел ты, Девятый, — отвечаю я.

Он ухмыляется:

— Еще увидимся, Джонни.

Девятый оставляет меня в одиночестве на наблюдательном пункте. Я засовываю воронов клинок за ремень. Сейчас мы уже совсем близко к Западной Вирджинии. Я должен спуститься и подготовиться. Вместо этого я мешкаю, обдумывая слова друга. Неужели он прав, и я действительно не хочу выжить в этой битве? Я пытаюсь представить, какой будет жизнь после этого — в мире, где мы победили Сетракуса Ра, и я уцелел. Когда-то я мечтал об этом и жил лишь этой мыслью.

А теперь не могу представить.

Во мне нет страха. Думаю, он перерос в предвкушение. Беспокойство о том, что все пойдет не так, как ты задумал, что будет больно, ужас перед горем — все это исчезает, когда просто признаешь бесповоротность происходящего.

Знать, что у тебя нет будущего, не так уж плохо. Это — освобождение.

По пути вниз я наталкиваюсь на Марину. Она стоит на лестнице, скрестив руки, и наблюдает за нашими друзьями, осматривающими корабль. И я точно знаю, на кого именно она смотрит.

На Пятого. Он сгорбившись сидит за пультом управления оружием, показывает, Сэму и Малкольму, как проводить диагностику. Он наверняка чувствует ее взгляд, но предпочитает делать вид, что ничего не замечает. Подойдя ближе к Марине, я замечаю, что воздух вокруг нее стал попрохладнее.

Марина переводит на меня взгляд, и ее губы сердито сжимаются.

— Я уже знаю, что ты хочешь сказать, — говорю я. — Мы не можем ему доверять. Он опасен. И я с этим полностью согласен.

— А я уже знаю, что ты мне на это ответишь, — говорит она, пародируя мой тон. — Это необходимое зло. Враг моего врага — мой друг. Отчаянный времена требуют отчаянных мер.

— Только не говори, что я использую столько клише.

Она хмурится, а я тру руки, чтобы согреться.