Я не наблюдал за пленением Пятого. Честно говоря, я был не в том моральном состоянии, чтобы париться по этому поводу, так что все это организовали Девятый и Сэм. Глядя на эту камеру, можно подумать, что ее спроектировали специально для Пятого. К счастью для нас, спецагенты, строившие это место, подготовились к любым неприятностям, в том числе к тому, что в случае конца света кто-то из них может сойти с ума.
На лице Пятого все еще красуются синяки и раны в местах, куда его приложил Девятый после нашей битвы у Статуи Свободы. Запирая его здесь, Сэм с Девятым забрали у него даже кусок тряпки, которым он прикрывал дыру на месте глаза. Теперь на меня таращится пустая глазница.
— Мне нужна твоя помощь, — говорю я.
Эти слова оставляют во рту чувство горечи.
Пятый склоняет голову вбок, чтобы лучше видеть меня своим здоровым глазом.
— Ты спас мне жизнь, Джон. Я знаю, что ты больше никогда не будешь мне доверять. Не после всего, что произошло. Однако я к твоим услугам.
Рядом со мной Девятый деланно стонет:
— Меня сейчас стошнит.
Пятый поворачивается к Девятому:
— Знаешь, Девятый, я умею нести ответственность за свои поступки. Знаю, что то, что я сделал… это был неверный путь. Но когда ты признаешь и свою часть вины?
— Мою часть?
— Ты постоянно трепешься, — рычит Пятый. — Если бы ты хоть раз ненадолго заткнулся…
— Так значит мои шутки превратили тебя в предателя-психопата? — парирует Девятый. Я замечаю, как сжимаются его кулаки. Он смотрит на меня, — Это была глупая идея, Джон.
Я качаю головой:
— Слушайте, когда все это закончится, если вы захотите запереться в стальной клетке и окончательно во всем разобраться, на здоровье. Но сейчас мы больше не можем терять время.
Девятый хмурится и умолкает. Пятый продолжает таращится на меня, словно может видеть насквозь. Через мгновение он щелкает языком.
— Как много может измениться за один день, — говорит Пятый, а потом обращается к Девятому, словно меня вообще нет в этой комнате. — Помнишь, вчера он лез из кожи вон, чтобы не дать нам переубивать друг друга. Эдакий бойскаут. А теперь все изменилось.
Он одаряет меня почти горделивой улыбкой:
— Вижу, вижу это выражение твоих глаз, Джон. Тогда ты еще не был готов, но теперь ты созрел.
— Созрел для чего? — спрашиваю я, ругая себя за то, как быстро проглотил наживку.
— Для войны, — отвечает Пятый. — Для победы ты готов сделать все, что потребуется. Может, даже больше того, что потребуется, а?
Он снова обращается к Девятому.
— Ты ведь тоже это видишь, верно? Теперь он как мы. Жаждет крови.
Девятый не отвечает. У него на лице застыло выражение неуверенности, и я понимаю, что несмотря на его ненависть к Пятому, его слова обо мне нашли отклик в его душе. А как я мог не измениться после всего, что произошло? Если я жажду крови, если я готов сделать все, что нужно, чтобы уничтожить Сетракуса Ра, — что ж, я этого не стыжусь.
Я не обращаю внимания на эту беседу и смотрю прямо в уцелевший глаз Пятого.
— Ты должен научить меня летать.
Пятый на мгновение концентрируется и взлетает с обитого подушками пола. Со скрещенными ногами и побритой головой, паря в четырех футах над землей, он выглядит как пародия на буддистского монаха.
— Ты этого хочешь? — спрашивает он.
Я внимательно слежу за его парением.
— Этого недостаточно.
Он хмурится, глядя на меня.
— У тебя же есть это копировальное Наследие, как у Питтакуса Лора? Я видел, что ты сделал в Нью-Йорке с той девчонкой с каменным взглядом. Тебе нужно было просто понаблюдать, как она использует свое Наследие. Ну вот, наблюдай.
Это было не так-то просто, как, видимо, полагает Пятый. Во-первых, я был на грани отчаяния, а это всегда помогает, когда речь заходит об открытии в себе новых Наследий. Я также чувствовал эту нарастающую силу, когда попытался вылечить головную боль Даниэлы. Мой Зимик попал прямо в ее зарождающееся Наследие, и я фактически почувствовал, как оно работает. Думаю, именно поэтому я смог скопировать Наследие исцеления у Марины, даже не зная, что делаю, а также без лишних проблем воссоздать невидимость Шестой. Я на своей шкуре прочувствовал эти Наследия, прикоснулся к их силе. А созерцание Пятого, парящего в камере, как эдакий Будда-социопат, даже близко не стоит с этим опытом.
— С Даниэлой все получилось по инерции. К тому же я мог почувствовать, как работает Наследие, — объясняю я Пятому. — То, что я тут на тебя таращусь, не принесет мне никакой пользы.
— Я уже летал с тобой прежде, — напоминает Пятый. — В первый день, когда мы встретились. Ты не помнишь, что ты чувствовал?
— Наверное, что его таскал туда-сюда толстощекий тупица, — беспомощно предлагает Девятый.
Пропустив слова Девятого мимо ушей, я закрываю глаза и пытаюсь воскресить в памяти ощущения, которые я испытал, летая с Пятым. Ощущение невесомости… мои болтающиеся ноги… мысль о том, что он в любую секунду может меня уронить…
Бросаю взгляд на свои ноги и без особого удивления отмечаю, что они все еще твердо стоят на земле.
— Я помню, на что похоже чувство, когда тебя несут, — говорю я. — Это совсем не тоже самое, как самому взлететь в воздух.