Сикстинский заговор

Кардинал опустил письмо на стол. Оперся локтями на одну из конторок, которые стояли между шкафами и служили для удобства чтения документов. Он отер лоб правой рукой, словно прогоняя галлюцинацию. Он старался привести мысли в порядок, обдумать прочитанное, но тщетно. Попытался начать сначала. По-видимому, письмо так и не достигло адресата. Судя по всему, оно попало в руки инквизиции, не было понято ею до конца, но сохранено в качестве улики против Микеланджело. Что имел в виду Микеланджело, говоря о том, что к штукатурке, на которую художник накладывал краски «а фреской примешано достаточно серы и селитры? Он ненавидел Павла IV, всех пап, которые причинили ему зло. Причинили зло гению, что приходится признать. И если Буонарроти говорил, что будет отомщен, значит, в голове у него уже созрел ужасный план, достаточно страшный, чтобы уничтожить понтифика. Какая же опасность скрывалась во фресках Сикстинской капеллы?

В другом письме, на этот раз адресованном кардиналу ди Карпи, содержались такие же намеки. Микеланджело в то время был уже человеком преклонного возраста и в довольно грубых выражениях обращался к кардиналу курии, сообщая, что до него дошли слухи о том, как его светлость отзывался о его творении. Но теперь, после смерти Карафы, уже не было необходимости плясать под его дудку. Напротив, беспорядки в Риме, захват тюрем инквизиции, разрушение статуи папы на Капитолии – все свидетельствовало о ненависти к папству и о беспомощности преемника Павла IV, провозглашавшего себя Медичи. А ведь даже малым детям было известно, что родом он из Милана, из семьи Медичи. Его Святейшество, как лиса, предложил возместить долг его предшественников; но у него, у Микеланджело, есть и другие возможности решения проблемы, мужчине в его возрасте многого не нужно. Он намеревался бросить работу. Но его просьба осталась без ответа, так что теперь он ходатайствовал перед ди Карпи, чтобы тот обратился к Его Святейшеству с прошением отправить его на покой. Работы у него предостаточно. Ему, Микеланджело, не пристало оценивать труд, проделанный по приказу понтификов. Но если святой отец считает, что оплаченный труд обеспечит ему вечное прощение, то у скульптора есть сомнения на этот счет. Ведь тогда спасти душу проще простого – стоит только на семьдесят лет задержать художнику честно заработанные деньги. По поводу спасения души ему есть что сказать, но разум вынуждает его умалчивать об этом. Все, что он думает по этому поводу, он доверил Сикстинской капелле. «Да увидит зрячий. Целую руку Вашего Преосвященства. Микеланджело».

In nomine domini![35] В Сикстинской капелле была тайна, о которой Микеланджело запросто рассказывал всем и каждому. «Все тайны от дьявола!» – пронеслось в голове кардинала, и он ужаснулся этой мысли. Он постарался еще раз обдумать прочитанное. Необходимо выяснить, не нападки ли на пап были причиной того, что эти документы спрятаны в секретной комнате архива. Документы, содержавшие даже худшие упреки в адрес пап, тем не менее были открыты для доступа исследователей в других комнатах башни. Вероятно, причиной такой секретности стало то, что давал понять Микеланджело. Но кому все же была известна правда? Пий V, возможно, знал ее, иначе зачем бы он прятал свиток? Значило ли это, что все тридцать девять понтификов, взошедшие на Святой престол после, не знали его? Существовала ли связь между тайной Сикстинской капеллы и третьим пророчеством Девы Марии? Надпись на своде капеллы не выходила у него из головы. Кардинал торопливо набросал несколько слов на бумаге, почти не осознавая, что делает.

– Ваше Высокопреосвященство! – раздался голос смотрителя из-за двери. – Ваше Высокопреосвященство!

Еллинек не мог бы точно сказать, сколько времени он провел в этом Sanctissimum,[36] да это и не казалось ему важным, если принять во внимание столь невероятное открытие. Он подошел к двери и властно произнес:

– Предписано ждать, пока я не постучу в дверь! Это понятно?

– Конечно, – последовал смиренный ответ. – Безусловно, Ваше Высокопреосвященство.