Сиятельный

— Но знаешь, Лео, в твоей душе столько брешей, что скоро она пойдет ко дну и утащит меня за собой. На самое дно и даже дальше — прямиком в преисподнюю.

Девушка развернулась и прошествовала на выход столь стремительно, что я едва успел ее окликнуть:

— Почему это я непременно должен пойти ко дну?

— От тебя пахнет смертью, — просто ответила Елизавета-Мария и вышла за дверь.

Я взял еще одно печенье, с чашкой в руке отошел к окну и какое-то время бездумно смотрел на укутанный ночным мраком город. Ближе к центру темнота казалась не столь беспросветной, там растекались отблески уличного освещения, а на шпилях башен горели сигнальные огни. Да еще высоко-высоко, среди тусклых звезд мигала оранжевая точка, отмечавшая полет грузового дирижабля.

От меня пахнет смертью?

Вздор! Это всего лишь дым.

Дым, и не более того. Но вымыться в любом случае не помешает.

И я отправился в ванную комнату.

Первым делом запер за собой дверь, потом убрал на полку хронометр, бумажник и оба пистолета и подошел к огромной медной ванне, что стояла посреди комнаты на кованых звериных лапах.

Невесть с чего накатила усталость, я оперся о холодный металл и вдруг осознал, что весь горю огнем. Аггельская чума, не донимавшая меня целый день, вернулась, и возникло ощущение, будто я вновь бегу по охваченному пожаром коридору, только теперь нет смоченных водой штор, да и вообще — пламя внутри.

Бубоны налились алым свечением; я выкрутил вентиль с холодной водой и сунул руки под студеную струю, но особого облегчения это не принесло.

Сердце колотилось неровно-нервно, во рту стоял вкус крови.

Тогда улегся в пустую ванну, будто вампир в гроб, и холодная медь неожиданно быстро остудила бушевавший внутри пожар. Стало зябко; я поежился и открыл второй кран, труба от которого уходила к пузатому баку с трепетавшим внизу пламенем газовой горелки, отрегулировал напор обеих струй, заткнул деревянную пробку и расслабился, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Мне больше не было ни холодно, ни жарко, потихоньку начала накатывать спокойствием и отдохновением полудрема…

Очнуться заставило дуновение холодного воздуха.

— Я ведь запер дверь! — с укоризной произнес я, не поворачивая головы.

— Тебе никогда не говорили, как опасно засыпать в ванне? — с тихим смешком поинтересовалась Елизавета-Мария. — Ты можешь уснуть и больше не проснуться. Никогда.

— Все мы когда-нибудь уснем и не проснемся. Жизнь полна неожиданностей.

— …сказал Иуда Искариот, принимая тридцать серебреников, — дополнила суккуб мое высказывание и с усмешкой продолжила: — Но с весьма предсказуемым итогом, впрочем, — как добавил он, накидывая на шею петлю.

— В самом деле? — хмыкнул я.

— Так говорят, — беспечно отозвалась девушка, и тонкие пальчики легли мне на затылок и макушку, взъерошили волосы, надавили, массируя кожу. — Подумай, Лео, как легко мне было бы приложить малую толику усилий и продержать тебя под водой минуту или две…

— Брось!

— Ты ничуть этого не боишься?

— Риск утонуть в собственной ванне не входит в первую десятку моих страхов.

— О, поведай же мне их, — тихонько промурлыкала Елизавета-Мария на ухо. — Я так хочу узнать тебя получше…

— Сгинь, — потребовал я.

— Рано или поздно я выведаю все твои тайны.

— Только зря потратишь время.

— Тогда расскажи сам. — Девушка отодвинулась от ванны и встала напротив зеркала, любуясь отражением своего обнаженного тела. — Начни с того, как ты стал убийцей, Лео.

— Я не убийца.

Елизавета-Мария пропустила мой ответ мимо ушей.

— Сколько человек на твоей совести, а? — спросила она. — Сколько душ ты загубил, Лео?

— Если говорить о моей совести, то она чиста. Да, мне приходилось убивать, но я просто защищался, и только.

— В самом деле? — рассмеялась девушка, на этот раз совершенно искренне, от всего сердца. — Ты действительно в это веришь? Сегодня ты тоже убил, защищая собственную жизнь?

Я промолчал. Хотел ответить утвердительно, но вспомнил, как стрелял в спину, и промолчал. Грабитель с огнеметом уже уходил; он был повинен во множестве смертей, но конкретно в тот момент ничем мне не угрожал.

Я просто хотел отомстить за свои страх и боль. Желал убить его и убил. Взял на себя роль высшего судии.

Признаваться в этом не хотелось. Да я и не стал.

Но только закрыл глаза, как суккуб немедленно плеснула мне в лицо пригоршню воды.

— Если не собираешься разговаривать со мной, будь добр — исчезни, — потребовала она, — совместный прием ванны чреват для тебя потерей контроля, а ты такой нежный и ранимый. Или рискнешь?

Я безмолвно выругался, выбрался из ванны и обмотал вокруг бедер переданное Елизаветой-Марией полотенце. Демонстративно не глядя на обнаженное девичье тело, сгреб выложенные на полку вещи и прошлепал мокрыми ступнями на выход.

— Как маленький мальчик стал убийцей, Лео? — уже в спину полетел очередной вопрос.

И вновь я промолчал.

Аккуратно притворил за собой дверь и отправился спать.

7

Всю ночь кто-то скребся в ставни и пытался их взломать.

Всю ночь кто-то копошился в шкафу, ворошил мои вещи и грязно ругался.

Всю ночь мертвый повар отмывал окровавленное столовое серебро.