Сияющие руины

– Проверь, все ли с ней в порядке, – сказал он Аби, опуская Лейлу на пол. – Если нужно, скажи слугам, пусть позвонят нашему семейному доктору.

– Что случилось?

Бледное лицо матери еще больше побелело при виде посторонних людей, забрызганных кровью. Темная прядь волос выбилась, когда она спешила к ним навстречу, и Гавар аккуратно убрал ее за ухо. Она была такой маленькой и хрупкой, похожей на птичку. Отец все эти годы держал ее в клетке.

Гавар отвел ее в одну из многочисленных гостиных дома. Ответить на ее вопрос «что случилось?» оказалось сложнее, чем сделать это.

– Отец мертв, – прямо сказал он.

Леди Талия прикрыла рукой рот и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Она не закричала и не заплакала. Она никогда не скажет этого, но, Гавар знал, она была рада, что он умер.

– Как?

– Я застрелил его.

И мать, закричав, набросилась на него с кулаками. Ему пришлось рукой взять обе ее руки и держать их так, пока она не успокоилась. Когда она наконец овладела собой и посмотрела на сына, влажные полосы от туши выглядели так, как будто ее черные глаза лопнули и вытекают.

– Тебе жаль, что его больше нет? – спросил он. – Я думал…

– Не его… не его, Гавар. – Она упала ему на грудь, ее узкие плечи сотрясались от рыданий. – Все погибло. Твое будущее погибло!

Успокоившись, леди Талия отстранилась от сына.

– Отведи меня к его телу. Мне нужно на него посмотреть. И люди должны видеть тебя со мной и знать, что я тебя полностью поддерживаю.

– Ты думаешь, все настолько плохо? В парламенте все меня знают и знают, каким человеком был мой отец. Моя жена отлично справится с работой в парламенте.

– Именно этого я и боюсь. Иди переоденься. Нам нужно показать, что ты раскаиваешься и готов исполнить свой долг.

Некоторое время спустя Гавар и леди Талия шли по Бердкейдж-уок. На Гаваре был черный костюм, он побрился, вымылся и аккуратно причесал волосы. Весь его облик являл миру сына, погруженного в глубокую скорбь.

Леди Талия ахнула, когда они вышли на Парламентскую площадь и она увидела зияющую пустоту, пульсирующую золотистыми искорками, на месте, где возвышался лучезарный Дом Света. Бронзовые драконы повисли, разбитые, на высоком ограждении Вестминстерского комплекса. Должно быть, они упали, когда Дар, их ожививший, угас.

Когда Мидсаммер умерла.

На Парламентской площади не было ни души, если не считать службу безопасности, выстроившуюся по ее периметру. Тело отца унесли. Только опустевшая сцена, обрывки плакатов и растоптанные баннеры свидетельствовали, что недавно здесь были десятки тысяч людей. Гавар провел мать по площади, рассказывая и показывая, где он стоял, где упал отец. Он не видел, куда упало разорванное тело Мидсаммер, его тоже убрали, но он аккуратно отвел мать от участка, обильно залитого кровью.

Тела Равных никогда не доставлялись в больницы, поэтому тело отца должно быть где-то на территории Вестминстерского комплекса. Несмотря на то что Гавар убил канцлера – теперь они с Люком Хэдли были стоящими друг друга парой, – ворота Вестминстера узнали его и распахнулись. Да, он убил отца, но он продолжал оставаться наследником Гаваром Джардином, вернее, стал лордом Гаваром Джардином.

И возможно, теперь он сможет осуществить свою мечту, чему всегда препятствовал отец, – сделает Либби своей наследницей.

Оказавшись на территории комплекса, они могли вблизи рассмотреть место, где стоял Дом Света. Он был разрушен таким образом, что не пострадало ни одно близстоящее здание, не погиб ни один человек. Гавар знал, что только так могла поступить Мидсаммер, – даже уничтожив, она пощадила.

Какого лидера потеряла Британия в ее лице! Кто теперь будет править этой страной?

Обломки Дома Света заполняли двор – каменные глыбы, разорванные балки, песок, битое стекло. Пыль все еще висела в воздухе, ей не давал оседать пульсирующий в ней свет Дара, превратив ее в яркое облако.

Часть разрушенной стены была покрыта черной тканью, к ней прилипла поблескивавшая пыль. На этой ткани лежало тело отца. Все бывшие канцлеры удостаивались чести перед погребением находиться в Доме Света. Только в случае с Зелстоном это оказалось невозможным. Но в отношении отца тонкости ритуала соблюдались, и это обнадеживало.

Гавар взял мать за руку и подвел ее к телу. Лицо отца сделалось восковым, щеки ввалились. Его шейный платок с принтом саламандры был аккуратно сложен и прикрывал снесенную часть черепа.

Звезду канцлера с него уже сняли.

Леди Талия обошла тело. Она не наклонилась, чтобы поцеловать его, но время от времени останавливалась, чтобы коснуться его кончиками пальцев – складок кожи на костяшках пальцев, седых золотистых волосков на шее под воротом рубашки, которые больше не прятались под шейным платком. Гавар смотрел на тело и удивлялся, почему смерть не забрала с собой его страх и ненависть к этому человеку, он все еще испытывал глубокую печаль, что так и не смог завоевать его любовь.