Сияющая цитадель

— Истинны твои слова, — согласилась она. — Заласта разделял всеобщее заблуждение, полагая Сапфирную Розу лишь источником силы. Верил он, что Беллиом, не отягченный нравственными устоями, подчинится ему беспрекословно и уничтожит его смертельного врага, а он таким образом получит ту, кем так жаждет обладать — ибо, не заблуждайтесь, Заласта искал не любви Сефрении, но обладания ею.

— Это омерзительно, — содрогнувшись, проговорила баронесса Мелидира.

Ксанетия согласно кивнула.

— Знал Заласта, что нужны ему кольца, дабы повелевать Беллиомом, — продолжала она, — однако всему Стирикуму ведомо было, что сама проворная Богиня-Дитя похитила кольца у Гверига, тролля-карлика, дабы не могло сие уродливое создание обернуть силу Беллиома против стириков. Оттого-то Заласта по-прежнему сохранял притворную дружбу с Сефренией и ее сестрой, надеясь выведать у них, где запрятаны кольца, и так обрести ключи к Беллиому. Боги же знали, и знали немногие смертные, что однажды родится творение Беллиома, Анакха, и по различным знакам и прорицаниям определено было, что появится он на свет в доме Спархоков.

Афраэль встревожилась, ибо знала она, что дом Спархоков — эленийский, а эленийцы без особой любви относятся к Стирикуму. Понимала она, однако, что в назначенный день Анакха придет и поднимет Беллиом из места, где он сокрыт, и завладеет им ради собственных целей — и целей самого Беллиома. Сие и тревожило ее, ибо ежели Анакха разделит обычную нелюбовь эленийцев к стирикам, может он обратить камень против ее почитателей. Стремясь уменьшить сию опасность, решила она разделить кольца, одно отдав предку Анакхи, а другое в руки иного смертного, дабы, когда Анакха унаследует кольцо, могла она познать его душу и решить, безопасно ли будет передать в его владение и второе кольцо.

— Истории куда интересней, когда знаешь лично их героев, верно? — заметил Телэн, в третий раз наполняя свою тарелку. Телэн снова рос и ел почти постоянно. Впрочем, он не забывал и о хороших манерах и, прежде чем самому приступить к пиршеству, принес Ксанетии стакан молока и блюдо с ломтиками фруктов.

Спархок тщательно продумал свой вопрос.

— Помнится, как-то ты говорила мне, анара, что мысли богов тебе недоступны. Как же ты узнала тогда, о чем думала Афраэль?

— Воистину, Анакха, мысли богов сокрыты от меня, однако Афраэль весьма многим делится со своей сестрой, и это из памяти Сефрении узнала я то, о чем говорю вам. Итак, — продолжала она рассказ, — предок Анакхи был рыцарем ордена Пандиона, жившим со своими братьями в замке ордена своего, в эленийском городе Дэмос; и примкнул он к войне, что опрометчивый молодой король Энтор повел против мятежных баронов. И случилось так, что рыцарь и король, отбившись от спутников своих, лежали, израненные, на кровавом поле битвы. Когда пала на поле тьма, Сефрения из Илары, повинуясь велению своей сестры, хотя и с большой неохотой, пришла перевязать им раны и отдать им кольца — одно рыцарю, а другое королю. Сокрыла она от них истинное предназначение колец, сказав, что сие лишь символы их дружбы, и искусным стирикским заклятием окрасила она кровью раненых камни в кольцах, дабы скрыть тем их истинную природу. Так связала она воедино два дома, и связь эта проложила путь брачному союзу Анакхи и его королевы.

— Я же говорила тебе! — заметила Элана мужу, так и лучась самодовольством.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Спархок.

— Я же говорила, что нам суждено быть мужем и женой. Почему ты вечно со мной об этом спорил?

— Потому что считал, что так надо. Я был уверен, что ты сумеешь найти себе куда более подходящего супруга. — Этот легкомысленный ответ скрывал испытанное Спархоком потрясение. Афраэль была поистине безжалостна в своих махинациях с жизнью и судьбой смертных. Анакха был творением Беллиома, и Богиня-Дитя, не уверенная, что ему можно доверять, нарочно в очередном своем воплощении родилась его дочерью, чтобы по мере сил влиять на него.

— Заласта же, постигший намерение Афраэли, встревожился, — продолжала Ксанетия. — Надеялся он отнять Беллиом у Анакхи, прежде чем Анакха в полной мере осознает все значение своего союза с камнем, — однако Афраэль вновь помешала его замыслам. Обладая кольцами и властвуя над Беллиомом, Анакха становился непобедим.

— Отлично, — проворчал Улаф. — Заласта оказался в тупике. И что же он делал потом?

— Есть в Стирикуме — да и были всегда — такие, что обращают силу заклятий, ведомых сему народу, на то, чтобы насытить нечистые свои желания. Младшие боги как дети, и непостижимы для них глубины, в кои добровольно готовы погрузиться подобные люди. Однако сия грубая сторона человеческой натуры противна им, и, буде какой стирик проявит ее, становится он изгнанным и проклятым. Несчастные сии влачат одинокое существование в пустынных землях, вдали от народа своего, или же, не ведая раскаяния, ищут нечистых удовольствий в гнойных клоаках больших городов. К таким-то людям и обратился в отчаянии Заласта, и в Вереле, гнуснейшем из городов Южной Даконии, отыскал он того, кто был ему надобен.