Тарабкин перелистывает страницы дальше. Номера опытов переваливают за тысячу. На этих страницах каждый столбик свидетельствует о неудаче, об окончательной, биологической смерти животного. Замороженный организм не удавалось вернуть к жизни.
Опыт № АЗО-1312 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1463 — биологическая смерть.
Опыт № АЗО-1529 — пес погиб только через четыре часа после оживления.
На записи опыта № АЗО-1695 академик задерживается чуть дольше. Лохматого татранского пса, которого назвали Ледовичком, трижды замораживали при сем и десятиградусном морозе и трижды возвращали к жизни. Как он чувствует себя сейчас?
Тарабкин встал, чтобы пройти в виварий, но на пульте замигал красный огонек, и из громкоговорителя видеофона раздался голос дежурного центральной станции связи:
— Приглашаем к аппарату академика Тарабкина!.. Вас вызывает Арктика.
На экране видеофона сразу же появилось загорелое лицо Бергера:
— Не побеспокоил, Александр Иванович?
— Нет. Сейчас еще нет, — улыбнулся в ответ Тарабкин. — Мне предписан обязательный получасовой отдых, так что сейчас я бездельничаю.
— Как наш неандерталец?.. Есть ли надежда вернуть его к жизни?
— Надеюсь, что да. Нам очень помог профессор Мусил своим новым методом регенерации организма. Все поврежденные ткани трупа обновлены, клетки пробуждаются к жизни. В сером веществе коры головного мозга неандертальца уже не заметно ни малейших признаков кислородного голодания. Физиологический раствор свободно циркулирует по важнейшим артериям и проникает в мельчайшие сосуды. Мои коллеги, как раз сейчас, готовятся к последней, решающей операции.
— Поздравляю вас, Александр Иванович! Очень рад и жму вашу руку. А еще я хочу вам сообщить — поэтому и вызываю ночью — что на небольшом островке, в трехстах сорока двух километрах от Шпицбергена, во льду нашли еще одного замерзшего. Если судить по одежде, он жил в начале двадцатого века и был летчиком.
Тарабкин вздрогнул и замахал руками:
— Оставьте его там, где нашли. И, конечно, прекратите работы на том участке. Не знаю, насколько успешной будет сегодняшняя операция. Не забывайте, что это — первая попытка оживления замерзшего человека.
В лабораторию вошла девушка в белом халате:
— Александр Иванович, все готово.
Академик попрощался с Бергером и, надев халат, направился в соседнее помещение.
Посреди большого, залитого голубым светом зала стояла закрытая со всех сторон стеклянная призма, в которой, казалось, спал густо заросший волосами первобытный человек. Научные работники, ученики академика Тарабкина, сосредоточенно следили за мерцающими лучами на экранах многочисленных аппаратов и измерительных приборов, закрепленных на призме.
— Аппаратура проверена? — спросил академик.
— Да.
— В порядке ли трубки, по которым будет подаваться кровь?
— Да.
Острый взгляд академика задержался на цилиндрическом стеклянном резервуаре с кровью, в которой монотонно булькал кислород.
— Проверьте еще раз… Бастиен, начальное давление в резервуаре — тридцать миллиметров, скорость трансфузии — пятнадцать в минуту. Постепенно ускорять… Наташа, в трубках, проводящих кровь к мозгу, давление не больше ста восьмидесяти. Не спите!.. Ну — начинаем!
Члены коллектива молча кивнули головами в знак согласия.
— Бастиен, включите насосы!.. Давление воздуха?
— Пятнадцать миллиметров.
— Давление крови?
— Тридцать пять… сорок… сорок пять…
— Правая камера?
— Нормальная нагрузка.
— Наташа, снизьте давление до тридцати пяти… — почти шепотом сказал Тарабкин, взглянув на манометр. — Введите кальций!
Глаза всех были прикованы к экранам контрольных аппаратов. И только академик пристально смотрел на тело первобытного человека, что все еще лежало неподвижно.
Вот едва заметно шелохнулась грудная клетка.
— Искусственное дыхание!.. Механическое сердце пока не останавливайте… Наташа, как мозг?
Девушка припала глазами к окулярам рентгеновского микроскопа:
— Все в порядке. Признаков гипоксии нет.
Грудная клетка неандертальца поднялась, упала и снова поднялась.
— Йонес, увеличьте давление до двухсот двадцати… А вы — до ста восьмидесяти, — обратился академик к Наташе.
Дыхание прачеловека ускорилось.
— Пятнадцать вздохов в минуту! — доложил Бастиен.
— Венозное давление? — спросил академик.
— Сто десять… Думаю, что мы победили.
— Подождите… — Тарабкин внимательно смотрел на лицо неандертальца. — Как мозг?
Наташа склонилась к микроскопу. Судорожно сжала рычажок настройки. Вздрогнула.
— Что? — спросил с опаской Тарабкин.
Она подняла бледное лицо и закрыла его ладонями.
— Взгляните сами, Александр Иванович… Возможно, я плохо вижу…
— В чем дело? — Тарабкин подбежал к микроскопу. — Давление подачи крови в мозг?
— Сто восемьдесят.
— Венозное давление?
— Нормальное.
— Почему же тогда мозг залит кровью?! — Академик еще раз заглянул в окуляр, метнулся к контрольным аппаратам. — Почему мозг залит кровью?!
В напряженной тишине лишь гудели насосы, нагнетавшие кровь и воздух в тело прачеловека. Академик склонил голову:
— Бесполезно… Мозг разрушен полностью… Бастиен, остановите искусственное сердце…