Сигнал сбора

Калинка тут же вставал, чтобы помочь ему, но еще до него у постели Винсента оказывалась Таня, которая шептала успокаивающие слова, вытирая платком вспотевшее лицо, и юноша расслаблялся, снова погружаясь в сои до тех пор, пока ему не являлся новый кошмар.

В конце концов Винсент все-таки выздоровел, но в его глазах осталась грусть, которая еще долго будет пребывать с ним.

Поскольку Таня была единственным ребенком Калинки, все помыслы крестьянина были о ней, его маленькой девочке, которая вдруг превратилась в женщину. У него не было никакого положения, никакого приданого для Тани, и он боялся, что ей предстоит заниматься тяжелой работой, которая быстро погасит яркий огонь ее души и раньше срока сведет в могилу. У него была еще одна причина бояться, и так как Ивор не предложил заступничества его семье, Калинка дрожал от страха при мысли о дне выбора жертвы для Праздника Луны. Отбросив на время эти раздумья, он радостно наблюдал за парочкой, погруженной в увлекательную для обоих беседу. Калинка полюбил этого юношу, который был послан ему Пермом вместо сына, утраченного много лет назад. В Винсенте была сила, но была также и нежность — столь необычное, но вместе с тем прекрасное сочетание. Да, он хотел бы когда-нибудь назвать этого человека сыном.

В доме было тепло и уютно. В очаге потрескивал огонь, обволакивая присутствующих приятным жаром, атмосфера комнаты была наполнена тишиной и счастьем. На столе лежали ломти свежего хлеба, и Людмила, стоя в углу, с благожелательной улыбкой смотрела на молодую пару. Калинка подмигнул ей, и они оба вспомнили, как двадцать пять лет назад зародилось их собственное чувство.

Молчание длилось очень недолго. Молодые люди поймали на себе взгляды Калинки и Людмилы и одновременно залились краской. Переводчик усмехнулся и погрозил им пальцем.

Раздался стук в дверь, и Людмила кинулась открывать.

В дверях стоял высохший старик с седой бородой, доходившей ему до пояса. Позади него толпился еще десяток людей, все в одинаковых белых шерстяных рубахах, перехваченных поясом. Их ноги были обмотаны какими-то тряпками, чтобы не так мерзнуть от осеннего холода.

— Мир и благо этому дому, — произнес старик, низко кланяясь.

— И вам благо, Нахатким, родичи и друзья, — ответил Калинка, подходя к двери и в свою очередь кланяясь гостям.

Всем входящим в дом Людмила предлагала хлеба с солью на расписном подносе. Каждый гость брал ломоть хлеба, макал его в соль и обращал лицо к иконе Кесуса, висящей на восточной стене.

Перекрестившись, они съедали хлеб, низко кланялись иконе и только после этого присаживались за стол.

Какое-то время все напряженно молчали, а Калинка с женой разливали гостям чай, накладывали им хлеб, зелень и солонину.

Калинка кинул взгляд на Готорна и улыбнулся. Ловушка захлопнулась. Винсент и не подозревал, что должны появиться гости, и тем более не знал причину их прихода.

Нахатким был, пожалуй, самым старым человеком в Суздале и потому пользовался особым уважением. Хотя он был всего лишь торговцем кожами, даже знать испытывала к нему некоторое почтение, ну а среди купечества его мнение было непререкаемо, так как годы одарили старика редкой мудростью.

Остальные были известными крестьянскими вожаками Суздаля и его окрестностей. Борис, близкий родич Калинки, даже умел читать и потому пользовался огромным авторитетом. Высокий и сильный Василия был незаконнорожденным сыном крестьянки и знатного человека. Хотя его отец, давно уже умерший, не уделял ему никакого внимания, Василия ухитрялся вращаться в обоих кругах и часто выручал крестьян из неприятностей, за что прослыл мудрым советчиком, которому доверяли все простолюдины.

Все они пришли сюда по делу, и Калинка не замедлил начать разговор.

— Когда вы постучались, мы тут с моим другом Готорном как раз говорили о том, какой странный народ эти янки, — безразличным тоном произнес он, потрепав Винсента по плечу.

— Как твоя нога? — задал вопрос Нахатким, на его морщинистом лице появилось выражение сочувствия.

— Все хорошо, господин, — ответил по-русски Винсент. — Спасибо.

— Ты храбрый человек, — шепнул ему старик. — Знай, своими делами вы, янки, нажили себе врагов, но приобрели куда больше друзей.

Не найдя ответных слов, Винсент просто кивнул.

— Винсент, я рассказал своим друзьям о том, что мы с тобой обсуждали, — сказал Калинка. — Может, ты сам с ними об этом поговоришь? Юноша помедлил с ответом. Кин не раз предупреждал солдат, чтобы они не слишком откровенничали с Суздальцами, чтобы не подрывать местные порядки. Кое-кто изрядно ворчал по этому поводу, возмущаясь рабством, существующим в этом мире. Но все понимали, что пока лучше не ссориться с правящим классом, если они хотят выжить.

И все же, разве правда не превыше всего? Родители учили его, что правда может быть мучительной, но нельзя скрывать ее от того, кто ищет. У него не было выбора, и Винсент кивнул Калинке в знак согласия.

— Мои друзья будут спрашивать, — продолжил Калинка, — а я буду переводить и для тебя, и для них.