«Что же случилось?» — спросил он себя. После того случая с Джеймсом четыре месяца назад она старалась держаться в стороне от него, все время проводила в лазарете, помогая больным и тем, к кому еще не вернулся рассудок, а по вечерам гуляла одна. Она отвечала вежливым отказом на все его предложения о совместных прогулках на лошади или поездках в город. Может, это он во всем виноват? Может, Мэри ранила его так глубоко, что теперь он не способен по-настоящему раскрыть свою душу, и Кэтлин, чувствуя это, не желает иметь с ним дело. Или это из-за того, что война слишком сильно впиталась в его кровь и она видит в нем только машину для убийства, которая в любой момент может быть разрушена? Будет ли он когда-нибудь счастлив, или эта возможность была уничтожена Мэри и похоронена при Геттисберге? — думал Эндрю. Неужели ему остались только страх перед болью и ночные кошмары, в которых он видел своего брата?
— Ваш полковник всегда выглядит таким печальным, таким отстраненным, — тихо произнесла Таня, крепко прижимаясь к Готорну.
— Я его понимаю.
— У тебя в глазах такая же печаль.
Винсент промолчал. Каждую ночь ему снились глаза человека, которого он убил, или крики Сэдлера, а иногда ему казалось, что он снова висит на веревке и мир меркнет вокруг него. Разве это можно объяснить?
— Ты жив, Готорн. У нас есть пословица: жизнь для всех людей, знатных и простых, любовь для молодых, а милость Кесуса и мир для стариков.
Дрожа, она встала перед Винсентом и взглянула ему в глаза.
— Я люблю тебя, — прошептала девушка, бросаясь к нему в объятия и жадно целуя в губы.
— Ты дрожишь, Таня, — с беспокойством заметил Винсент, крепко сжимая ее, и в этот момент все печальные воспоминания о ночных кошмарах вылетели у него из головы.
— Уходи со мной. Убежим сегодня ночью, — шептала она в перерывах между поцелуями.
— Что ты такое говоришь? — поразился Винсент, гладя ее длинные шелковистые волосы.
Девушка заплакала.
— Убежим вместе, — повторяла она. — На восток. Может, там тебе ничего не грозит.
— Дезертировать? — тихо рассмеялся Винсент. — Таня, Таня, я солдат. Я не могу дезертировать. Здесь мой народ и мои друзья.
— Пожалуйста, любовь моя.
В ее глазах он заметил страх.
— Что случилось? — Винсент схватил ее за руки. — Почему ты так напугана?
— Я не могу сказать тебе, — глотая слезы, прошептала Таня. — Любовь моя, верь мне. Мы можем убежать этой ночью, пока не…
Ее голос оборвался. Она боялась признаться ему, что скоро все переменится и начнется новая жизнь, которая может оказаться очень короткой. Приглушенные разговоры ее отца с его друзьями пугали Таню. Ей казалось, что их планы безумны и ни к чему хорошему не приведут. Их неизбежно ждет неудача. Ее отец умрет, возлюбленный тоже умрет, и даже если она останется в живых, ее нерожденное дитя будет в наказание отправлено в яму, когда придут тугары.
— Полковник здорово прищучил этого Раснара. Не бойся, он ничего нам не сделает.
Она покачала головой:
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Я не могу этого сказать. Давай просто убежим, пока не поздно. Есть люди, которых мы называем Странниками, они всю жизнь движутся на восток. Мы можем присоединиться к ним и будем в безопасности.
— Таня, о чем ты умалчиваешь?
Девушка закрыла голову руками и зарыдала.
— Это тугары? — тихо спросил Готорн.
Потрясенная этими словами, Таня в ужасе уставилась на него.
— Это те, кого вы называете тугарами? — настойчиво спрашивал Винсент.
— Где ты услышал это слово? — выдохнула она.
— Однажды, когда я был ранен и тебе казалось, что я сплю, ты произнесла это слово в разговоре с твоим отцом. Он еще шлепнул тебя, чтобы ты замолчала. И еще я слышал, как это слово шепотом говорили двое нищих, смотря на эти ужасные статуи на дороге. Таня, скажи, кто такие тугары?
— Я не могу.
Раздалась барабанная дробь, означавшая время отбоя.
— Тебе надо возвращаться, — сказала она, пытаясь отстраниться от Винсента. Но тот крепко держал ее за руки.
— Таня, я люблю тебя, — горячо прошептал он. — Ты должка сказать мне, кто они.
— Если я скажу, меня и всю мою семью ждет смерть.
— Но ты должна, пожалуйста! Я не убегу с тобой, это невозможно. Но если существует какая-то опасность для моих друзей, мне надо знать.
Захлебываясь слезами, она беспомощно смотрела на своего любовника.
Открыв дверь, Эндрю потер глаза, прогоняя сон.
— Готорн, уже давным-давно дали сигнал к отбою. У тебя должно быть чертовски убедительное оправдание своего поведения.
Юноша весь дрожал, лицо его было серым от испуга.
— Сэр, это ужасно.
— Что?
Готорн не мог вымолвить ни слова.
— Заходи, садись.
Эндрю подошел к тумбочке, достал из нее бутылку бренди и, налив полный стакан, протянул его Винсенту. К его огромному удивлению, молодой квакер жадно схватил стакан и залпом осушил его. С непривычки юноша закашлялся, но скоро алкоголь возымел благотворное действие, и Винсент перестал дрожать.
— Сэр, я узнал про тугар.
— Расскажи мне все, — ровным голосом предложил Эндрю.
Пододвинув к себе стул, он сел напротив солдата, который срывающимся голосом начал говорить ему невероятные вещи.