Сигнал из космоса

Удивительнее всего было, что теперь сигналы звучали совсем по-другому. От ясных, легко поддающихся расшифровке знаков - атомных номеров и массовых чисел - не осталось и следа. Теперь все шло в бешено быстром темпе, нарастало и убывало, как прилив и отлив; слух - не говоря уже о карандаше - был не в силах улавливать эту передачу. Жужжание длилось без перерыва иногда полчаса, иногда час, и мы не могли составить себе ни малейшего представления, что это должно было означать. Может быть, далекие существа хотели сообщить о себе и о своей звезде что-то новое? Но ведь мы даже не знали, обладают ли они языком в нашем понимании. Быть может, они общались друг с другом посредством знаков, математических формул или каких-нибудь схожих способов? В общем-то их сигналы скорее свидетельствовали о попытках стать понятными, установить некие связи, и они применяли для этой цели различные системы сигнализации в надежде, что ту или иную мы поймем.

В быстроте, с которой шли сигналы, чувствовалось что-то отчаянное, но возможно, это только казалось. Некоторое время мы по-всякому пробовали толковать сигналы, но вскоре благоразумно отказались от таких попыток; элементарный научный анализ убедил нас, что при наших технических средствах ничего добиться нельзя. Для записи сигналов требовались осциллографы и магнитофоны; для расшифровки - электронный счетный мозг и многое другое. Уже то, чего мы добились с нашей сравнительно примитивной аппаратурой, походило на чудо. Вначале нам, к примеру, доставляло много хлопот наведение антенны. Автоматический часовой механизм, который точно выполнял бы эту функцию, был, разумеется, мне не по карману. Как-то раз Крюгер явился с синхронным мотором, который якобы с давних пор лежал у него дома. Я не хотел портить ему удовольствие, но в душе был глубоко убежден, что этот синхронный мотор он на свои скудные средства купил у старьевщика. При помощи шкивов и шестеренок мы подключили легко вращающуюся подставку к мотору, но, к несчастью, наш Грюнбах обслуживала слишком маломощная электростанция. Нагрузка сети все время менялась, и в зависимости от нее сильно колебалось напряжение тока, а вместе с ним и число оборотов нашего мотора. Отклонения приходилось время от времени регулировать вручную. Хотя мотор кое-как и функционировал, большой радости он нам не доставил. Словом, мы ощущали недостаток во всем, но даже и целого состояния господина Нидермейера не хватило бы, чтобы полностью обеспечить нам дальнейшую планомерную работу.

Крюгер приставал ко мне с каждым днем все настойчивее, убеждая обратиться наконец к общественности, к научным организациям, к правительству. Однако я медлил. Не знаю, приписывал ли Крюгер мою нерешительность слишком большой скромности ученого или чему-нибудь еще, но только в своем юношеском нетерпении он почти выходил из себя. Целыми часами он, так сказать, по-отечески меня уговаривал, постепенно раздражался и, исчерпав все доводы, просил разрешить ему сделать это за меня, раз я сам не хочу или не могу. Я обнадеживал его, но все откладывал и откладывал. Отчасти и в самом деле из-за какой-то непонятной робости, отчасти потому, что хотел привести окончательные результаты открытия в образцовый порядок. Мне мерещилась рукопись страниц на пятьсот, снабженная чертежами и диаграммами, переплетенная в свиную кожу... профессорская диссертация par excellence*.

* По преимуществу, в особенности (франц.), Здесь в полном смысле слова.-Прим. ред.

В ознаменование временного завершения работ и в честь достигнутых нами успехов я решил устроить небольшое пиршество на месте, где было сделано открытие, то есть на моем чердаке. Кроме Крюгера, мне хотелось пригласить и Янека. Насчет последнего я сначала чуть-чуть поколебался, но затем счел, что и Янек имеет право принять участие в празднике: ведь это он так успешно соорудил мне прекрасную антенну. Крюгер сразу одобрил мой план пригласить Янека, сказал, что это само собой разумеется. Вино у меня еще было, потому что вот уже две недели я откладывал очередное приглашение Нидермейеров, ссылаясь на срочную работу. Для ученого, страстно увлеченного грандиозными мировыми проблемами, болтовня о кафельных ванных и персидских экс-шахинях была бы просто-напросто невыносима. Наш праздник на чердаке я назначил на 16 ноября - канун моего дня рождения (о чем, впрочем, моим друзьям я не сообщил). В ожидании этого дня мы с Крюгером предавались мечтам и фантазиям о будущем.