Сигнал из космоса

А он между тем, казалось, и не слишком-то дорожил возможностью приобщиться к моей тайне. Я даже смог заметить в полумраке чердака, как он украдкой зевнул, прикрыв рот ладонью. Но все это мгновенно изменилось, когда, покончив с приготовлениями, я надел наушники. Сигналы я услышал тотчас же и даже еще более четко, чем накануне.

— Вот, Крюгер, послушайте-ка! — И я не без торжественности протянул ему наушники.

Он надел их небрежно, чтобы доставить мне удовольствие, не больше. Я напряженно следил за выражением его лица, слабо освещенного желтоватым светом контрольных ламп. Стосвечовую лампу я опять выключил. На этот раз не столько из экономии — в моем состоянии лихорадочного подъема мне уже было не до хозяйственного бюджета, — сколько для того, чтобы сцена вышла поэффектнее. В полумраке, когда звезды были виднее, получалось красивее. Кто из вас не тяготеет к театральным эффектам? Я наблюдал, как расширились глаза Крюгера: он услышал в наушниках тонкое жужжание.

— Что же это такое, господин доктор? Ведь сейчас в космосе нет никаких ракет, — проговорил он, крайне удивленный. Мне показалось, что, прислушиваясь к этим бесконечно далеким, странно настойчивым звукам, и он проникся тем же чувством, похожим на мистический ужас, которое я уже испытал.

— Что же это такое? — повторил он свой вопрос чуть не умоляюще. Рот его полуоткрылся, с выразительного молодого лица исчезли всякие следы наигранного равнодушия и высокомерия; сейчас все его существо жаждало ответа на вопрос огромной важности.

— Я скажу вам, Крюгер, что это такое, — проговорил я и торжественным, патетическим жестом указал на темные звездные бездны, — эти звуки идут из космоса, со звезд. Вы, после меня, первый человек на Земле, кто их слышит.

Он вытаращил на меня глаза и некоторое время ничего не мог выговорить.

— Нет, невозможно… Но ведь это же… это… невероятно…- удалось ему в конце концов произнести так тихо, словно он боялся о подобных вещах разговаривать вслух. В правильности моего утверждения он — мне это было ясно! — ни на секунду не усомнился. Недоверчивость и скепсис испытанных ученых еще не коснулись этого молодого ума.

Я объяснил ему кое-что дополнительно, и минутой спустя он уже так освоился с этой мыслью, что его изумление перешло в восторг, свойственный лишь очень молодым людям.

— Доктор! Друг мой! Но ведь это же грандиозно! Черт возьми, нет… Это просто безумие какое-то! — с сияющими глазами выкрикивал он и размахивал руками.

Он даже настолько забылся, что изо всех сил хлопнул меня по плечу — фамильярность, которую я, учитывая его возбужденное состояние, принял с кроткой улыбкой. Потом он немного успокоился, еще раз послушал жужжание в наушниках, благоговейно глядя на звезды расширенными зрачками, словно пытаясь разглядеть неведомые существа, посылающие свои сигналы.

— Но как это называется, господин доктор? И от кого исходит? — спросил он.

— Этого я и сам еще не знаю. Теперь нам как раз и предстоит заняться выяснением этой загадки. Возьмите вторые наушники и точно отмечайте на бумаге все, что услышите. Посмотрите, как это делается. Вот моя вчерашняя запись. Не пренебрегайте ни единой деталью, фиксируйте каждый сигнал! — Я отдавал ему распоряжения со всей строгостью и деловитостью.

— Разумеется… пожалуйста… сейчас… все запишу… — Он был полон лихорадочного рвения. В его взгляде выражалось столько уважения к моей персоне, столько преклонения перед моим авторитетом, столько готовности угадывать мои желания по одному намеку, чтобы сделаться достойным доверия помощником, что сейчас, когда я об этом вспоминаю, у меня мучительно сжимается сердце. Казалось, он забыл, что такое усталость, и мы просидели с ним на чердаке до двух часов ночи. Плодом нашего ночного бдения была кипа листков, испещренных черточками, в которых я ориентировался все меньше и меньше. Уже в самом начале нашего опыта я убедился, что последовательность сигналов сегодня совершенно иная, чем накануне. Теперь шли, к примеру, такие комбинации: 7-14 8-16 6-12 14-28 26-56 с соответствующими паузами между ними. Хотя и в таких комбинациях можно было предполагать наличие какой-то системы, но мне эти сочетания представлялись еще беспорядочнее, нежели вчерашние. Загадка становилась все сложнее, все неразрешимее. Прежде чем переходить к дальнейшим расчетам и гипотезам, я хотел во что бы то ни стало выяснить значение этих сигналов, так как считал, что именно в них таится ключ к пониманию всего дальнейшего. Когда мы с Крюгером сопоставили наши записи — к двум часам по полуночи сигналы сделались слабее и почти перестали быть слышны,- я чуть не впал в отчаяние. Неужели я заблуждался и все объяснялось обычными процессами излучения различных объектов Галактики, то есть за сигналами не скрывалось ничего, кроме естественных явлений природы? И можно ли вообще разгадать эту загадку без помощи специальных аппаратов?