Сидящие у рва

По узкому мосту тяжко двигались повозки. Впереди, на площади перед дворцом, солдаты споро возводили осадные орудия. Они работали полуголыми, тела блестели в свете многочисленных костров и факелов.

Четыре стражника охраняли мост. Они стояли, опершись на копья, переговаривались. Вот один поднял голову. Вгляделся в шедших по мосту мужчину и мальчика. И снова вступил в разговор.

Аххаг, держа сына за руку, прошел мимо них, глядя прямо перед собой. Он вышел на площадь, и уже почти затерялся среди множества снующих людей, когда сзади раздался окрик:

— Эй ты, с мальчишкой!

Аххаг остановился, медленно повернулся.

Молодой стражник шагнул от костра.

— У тебя есть пропуск?

— Конечно, — мрачно сказал Аххаг. Он не выпустил руку сына, но другая рука его приподнялась, готовая в любой момент выхватить из-за спины меч. Акинак он мог бы достать быстрее — и метнуть его в случае необходимости. Но правая рука была занята.

— Покажи! — приказал молодой десятник.

Аххаг молча расшнуровал плащ на груди. Под плащом сверкнул нашитый на кожаный панцирь золотой круг. В круге над острой вершиной плыл, раскинув крылья, аххумский орел.

Десятник вгляделся, вытаращил глаза и даже присел, чтобы получше разглядеть никогда не виданный им знак царской власти.

Тихо ойкнул. Поднял взгляд и непонимающе посмотрел в лицо Аххага.

— Кто ты? — спросил он.

— Разве ты не знаешь, кто носит этот знак?

Десятник приоткрыл рот. И уже рука его потянулась вперед и вверх для салюта, а колени стали подгибаться, но тут от костра подошел еще один стражник. Это был седоусый ветеран-третьелинейщик: таких ставят в третью линию боевого построения; эта линия выбьет из седел прорвавшихся сквозь первые линии всадников, остановит бегущих новобранцев из первой линии, спасет любое положение и взломает вражескую оборону, даже если при этом поляжет вся, до единого человека.

И тогда командир, выигравший время, введет резерв и по телам павших трехлинейщиков пройдет к победе…

Ветеран был рядовым, но молодой десятник с готовностью вытянулся перед ним.

— Кто этот человек и куда он идет? — спросил седоусый.

— Не знаю. Но у него на груди… — десятник перешел на шепот, — царский орел.

Седоусый повернулся к Аххагу, вгляделся. Долгое, томительное мгновение переводил взгляд с золотой пайцзы на темнобородое худощавое лицо.

Аххаг незаметно высвободил правую руку — не без труда, мальчишка держался крепко — и стал приподнимать ее, пряча в складку плаща. Он уже ощутил под пальцами рукоять акинака, уже напрягся, готовый в любую минуту выхватить оба меча и двойным ударом дотянуться до обоих. Но тут ветеран вскинул руку и повернулся к десятнику:

— Это царь. Наш повелитель. Разве ты не видишь?

Затем он молча поклонился Аххагу, повернулся и не спеша вернулся к костру. Десятник, оглядываясь, последовал за ним.

Аххагу что-то распирало грудь, и он вдруг понял, что вздохнул когда-то давно — минуту, две назад, — и забыл выдохнуть. Он выдохнул. Снова взял сына за руку.

— Идем.

Путь к входной лестнице занял немного времени: площадь была забита солдатами, мулами, телегами. В толчее никто не обратил на них внимания.

По лестнице тоже шли солдаты: они несли внутрь дворца связки тростника, тюки рисовой соломы, пучки хвороста. Аххаг мельком глянул на них и уже хотел было присоединиться к носильщикам, уже поднял мальчишку на руки…

И вдруг увидел ее — деву-воительницу. Матхумма, начальница отряда телохранителей царицы Домеллы. Закованная в латы на киаттский манер, Матхумма стояла на лестнице со своими девами-воительницами и неотрывно глядела на Аххага.

Аххаг стиснул зубы, отвел взгляд, двинулся было по лестнице, но Матхумма преградила ему дорогу.

— Вот тот, из-за которого случились все несчастья царицы, — негромко произнесла она. Взгляд ее был холоден, как сталь. — Из-за которого пали лучшие в бессмысленных битвах в Данахе и Каффаре. И здесь, в Нуанне. Похититель детей. Враг аххумов…

Аххаг задрожал, быстро прижался ртом к уху сына:

— Беги назад. Ты понял? Беги к костру стражников, скажи седоусому, что ты сирота, и я встретил тебя случайно. И еще скажи: пусть помнит присягу. Беги!..

Он оттолкнул от себя мальчишку, развернулся, и успел встретить акинаком удар Матхуммы. Акинак выпал из его руки, но другой рукой он уже достал аххумский двуручный меч и отбил им второй удар.

Матхумма завизжала; ей на помощь бросились девы-воительницы.

Закипел настоящий бой, зазвенела сталь, пролилась кровь. Аххаг отступил на площадь, вскочил на подводу, к нему подоспели солдаты, бросившие работу. Озверевшие девы рубили всех подряд.

Уже Аххаг с трудом парировал удары, уже получил несколько ран — а Матхумма с рычанием и визгом атаковала его, не зная ни жалости, ни усталости.