Сибирский фронтир

Жаль только, что милый зверёк остался в прошлом. То ли его смыло водой, то ли не пропустила дыра во времени. Но тогда я об этом не думал. Я праздновал победу.

Глава вторая. Дорога домой

– И что теперь? – спросил я незнакомца.

Видимо из садистских наклонностей тот всё это время молчал, позволяя мне ещё и ещё раз испытать пережитое.

– Ничего, – ответил гоблин. – Вы не нарушили э—э… так сказать, режима пребывания. И мы не нарушили своих обязательств. Питание продолжает поступать к вам регулярно, не так ли?

Я кивнул. Что правда, то правда. Казённый рацион появлялся всякий раз, когда я испытывал голод. Скажем, если мне удавалось разжиться местной пищей, пайку не подавали, но всё остальное время поднос с едой возникал трижды в день, как скатерть самобранка.

Тюремщикам было невдомёк, что именно их забота о пропитании узника позволила оному сохранить рассудок и в конечном итоге вырваться из западни. А я посчитал излишне красивым жестом указывать врагу на промахи.

– Кто вы такие?

Собеседник улыбнулся. Вопрос остался без ответа.

– Какой нынче год? – спросил я. – Тут, знаете ли, ведут счёт от сотворения мира, а я не помню, когда именно его сотворили и как пересчитывать даты на привычную Нашу Эру?

– Рождество Христово, – поправил он. – Зашли бы в храм и спросили у батюшки. Или у иноземцев, – человек, подумав, всё же сказал. – Сейчас тысяча пятьсот седьмой год. Через три года здесь станет не слишком уютно. Так что пускать корни не рекомендую.

– Как будто я собираюсь вообще пускать корни, – буркнул я и спросил просто так, чтобы поддержать разговор. – Как там теперь?

– Под «там» вы подразумеваете время, в котором жили, а под «теперь» следует понимать четыре месяца после вашего исчезновения? Ведь столько времени вы провели в скитаниях? Биологического времени, я имею в виду или, иначе говоря, времени вашей памяти.

– Чёрт! Как теперь узнать, когда нужно отмечать дни рождения, – ругнулся я просто так для разрядки. На дни рождения мне было плевать. – И всё же, как дела на родине?

– Ваше открытие «там» наделало много шума. Но «теперь» нам удалось справиться.

Кавычки он отмечал кивком сдвоенных пальчиков, будто завзятый западный лектор.

– Удалось справиться? – удивился я. – Вы что же, выкинули всех в юрский период?

– Этих «всех» оказалось не так много, как вы очевидно рассчитывали. Единицы, если уж оперировать порядком. И к счастью обошлось без радикальных мер.

– Единицы? И всё?

– Вы слишком большое значение придали собственному опыту. Транспортные линии, фонетические детонаторы, визуализация. Всё это любопытно, но малоэффективно. Интуитивный способ познания – удел меньшинства. В ваше время, разумеется. Он отрицает метод, а без методики передать открытие другим можно только с помощью веры. Но сетевые публикации не слишком удобны для вербовки адептов. Вам стоило бы создать церковь. Увлечь людей личным примером, словом.

Он явно глумился. Все тюремщики измываются над подопечными. Такова их природа или таков отбор в пенитенциарные институты.

– Большинству же нормальных людей требуется что—то более серьёзное, – закончил гоблин. – Фундаментальная наука, например.

Плохо же он знал моих сограждан. Нет, раньше в науку верили больше, связывали с ней какие—то надежды, но с падением системы, знания размылись, эзотерические учения взяли реванш.

– Вроде бы я использовал и научный путь. Вы, верно, упустили из виду небольшую статейку о пятом измерении? Прошляпили. В таком случае вас ожидает сюрприз.

Я был доволен, словно провёл самого дьявола. Но на собеседника мой самодовольный вид впечатления не произвёл.

– Ваш удел интуиция, а в науке вы полный профан, – вздохнув, сказал он. – Даже в вашей несовершенной науке. Вы чересчур раздули такое простое понятие как измерение, перегрузили его смыслами, вырастили целую философию, в то время, как это не больше чем система координат. Рулетка с нанесёнными на неё дюймами или сантиметрами, а вовсе не свойство реальности.

– Но учёные…

– Бросьте. Ваши учёные осмыслили не время и пространство, как таковые, а лишь некоторые их проявления, которые уложились в вашу философию или в вашу физику. Они уподобились алхимикам, что вставляли в формулу вещество, не зная толком об его действительных свойствах и природе.

– Наши алхимики, насколько я знаю, разработали математическую модель проникновения через пространство и время. Они не правы?

– Эта модель – детский рисунок рядом с полотном Рембрандта. Согласно ей каждый ваш переход сопровождался бы чем—то вроде термоядерного взрыва или поглощением сравнительного с ним объёма энергии. Но вы порхали как мотылёк, а мир не содрогался от катаклизмов.

– Возможно, эти бомбы рвались в каком—нибудь другом мире или в недрах звёзд за сотню световых лет от Земли, – предположил я.

– Возможно, – буркнул он.

Под напором моего упрямства, или тупости, как возможно считал гоблин, его невозмутимость начала давать трещинки. Если я хотел затянуть разговор, мне следовало проявить сдержанность. А так собеседник счёл за лучшее закруглиться.