Швейцарский Робинзон

Почти два месяца мы занимались благоустройством соляной пещеры. Хотелось успеть до наступления зимы с ее проливными дождями управиться с главным, а именно: установить, хотя бы предварительно, дощатые перегородки и стены-плетенки между нашими покоями и помещениями для животных, настелить, где надо, полы…

В ход пошли балки, доски, фанера с разбитого корабля, хватало и бамбука, и всевозможных вьющихся растений для плетения. Что же касается прилежания, так его нам было не занимать. Строительными материалами мы пользовались бережливо и аккуратно. В целях значительной экономии на плотницких работах перегородки наших комнат покрывались гипсом, оштукатуренные, они выглядели чище и приветливее; кроме того, гипс отчасти задерживал холодный воздух и препятствовал проникновению неприятных запахов из помещения для животных. Пол мы равномерно покрыли толстым слоем глины, предварительно хорошо ее вымесив, как это обычно делают на гумне. Для уюта и тепла изготовили из овечьей шерсти и козьего волоса большую войлочную подстилку и расстелили ее в комнате, служившей одновременно столовой и гостиной. (В нескольких словах все-таки сообщу, как мы это сделали: хорошенько промыв, высушив и прочесав шерсть и волос, мы разложили их равномерно тонким слоем на парусине, размер которой соответствовал размеру будущего «ковра»; растворили в кипящей воде рыбий клей и залили им парусину, свернули ее валиком и стали колотить что есть мочи деревянными дубинками, потом еще раз залили все кипящим раствором и мяли ногами эту мешанину сильно и долго, пока от парусины не отделилось вполне приличное войлочное покрытие, — оставалось только разложить его на солнце для высыхания.)

Закончив эти работы, мы почти сразу принялись за «голубиную жатву» — год назад у Соколиного Гнезда мы настреляли много диких голубей, которых матушка зажарила и, залив маслом, законсервировала. Таких «консервов» нам хватило надолго. Славное получилось кушанье! Однако запасы его уменьшались, пришла пора их пополнить. К тому же дикие голуби опять появились на деревьях Соколиного Гнезда. В нас вновь проснулся охотничий азарт, а вот интерес к строительству заметно поутих.

Итак, всем семейством — к Соколиному Гнезду. Поохотиться, пострелять. Но при этом израсходовать, конечно, поменьше пороха. Что делать? Размышляя над тем, как выполнить задуманное, вспомнил вдруг об обычаях вест-индского населения или жителей островов Палау:[47] они готовят из сока каучука или смолы, разбавленных жидкими маслами, такой сильный птичий клей, что в нем увязают даже большие птицы — павлины и индюки. Фриц и Жак немедленно отправились в лес за смолой. Возвратились они только под вечер, собрав смолы больше, чем я предполагал.

— Подъем, дорогие мои, — провозгласил я, лишь начало светать. — Дел у нас по горло!

Все быстро встали и после обычного утреннего туалета и завтрака взялись за работу. Ребят я послал наломать побольше прутиков, а сам взялся готовить клей: смешал стоявшую на слабом огне жидкую смолу с довольно большим количеством растительного масла, добавил на свой страх и риск скипидара и как следует перемешал — получилось сильно вязкое и липкое вещество. Когда мальчики возвратились из лесу, я показал им, как обмазывать клеем прутья, а сам пошел прикинуть, где лучше установить липучки. Год назад мы, по всей вероятности, пришли к концу голубиного перелета; теперь же на всех деревьях сидело столько птиц, что даже слепой и тот не мог бы промахнуться. Совершенно ясно: слетелись они за сладкими желудями в соседнюю дубраву; помет на земле указывал, что голуби ночевали здесь и не собираются улетать. Нам это было на руку. «Если не хватит прутиков, — решил я, — организуем ночную охоту на манер американских поселенцев в Виргинии: будем отлавливать голубей при свете факелов». Поэтому пошел за лучинами и сухим хворостом.

Когда я возвратился с лучинами и сухим хворостом, ребята уже заготовили достаточно прутиков с клеем. Теперь Жак должен был взобраться на наше большое дерево и укрепить силки на сучках.

Но едва он привязал первую дюжину и слез, чтобы взять новый запас, голуби, не подозревая подвоха, расселись на самых опасных для них местах. Приклеиваясь, они начинали дергаться, крутиться и взмахивать крыльями. Прутики от этих резких движений обрывались и падали вниз — голуби становились нашей легкой добычей. Прутики мы не выбрасывали, снова смазывали клеем и запускали в «повторное производство». Ребята так наловчились, что могли уже без меня заниматься голубиной охотой; матушка и Франц начали общипывать птиц, а я занялся приготовлением факелов для предстоящей ночной охоты — за неимением смолы использовал в работе свежий скипидар.

Неожиданно подбежал Жак, держа в руках голубя необычайной красоты, отличного по виду от других особей.

— Папа, — воскликнул мальчик, — посмотри, какой большой! И словно ручной! Кажется, я его знаю.

Подошедший Эрнст не преминул заметить:

— Конечно, знаешь! Это ведь наш голубь, выпущенный на свободу. Его следует оставить для расплода.