Швейцарский Робинзон

Закончив эту необычную работу, мы собрались в обратную дорогу, но на подходе к скалам увидели бегущего наперерез шакала; он хотел, очевидно, спрятаться в своей пещерной норе, но доги опередили его и после ожесточенной борьбы разорвали на части. Поскольку это была самка, в норе могли находиться детеныши. Жак хотел установить это немедленно, но ведь в пещере мог быть и самец! Выстрелив несколько раз из пистолета в нору и не услышав никаких подозрительных звуков в ответ, я разрешил Жаку действовать лишь после того, как за мальчишкой полезли любопытные доги. Они вмиг обнаружили выводок малышей-шакалят; одного из них Жаку удалось спасти. Он был величиной с котенка, явно десяти или двенадцати дней от роду, так как не мог еще по-настоящему раскрывать глаза. Шерстка у него была необыкновенно красивая, золотисто-желтоватого цвета. Жак попросил взять его с собой и обещал заботиться о малыше. Возражений с моей стороны не последовало. Ведь нужно было как-то поощрить сына за проявленную храбрость. Кроме того, я надеялся, что шакаленка удастся приручить и выучить охоте.

На обратном пути мы благополучно переправились через ручей и к вечеру, как и обещали, прибыли к месту назначения, где были встречены с большой радостью. Мальчики окружили буйволенка и шакаленка, рассматривали их, восхищались. Вопросы сыпались горохом. Жак не заставил себя долго упрашивать и рассказал о наших приключениях, конечно, как всегда, не без некоторого преувеличения. Но, надо отдать ему должное, рассказчик он был замечательный, так что до вечера только его и слушали.

Лишь во время ужина мне удалось узнать, чем занималось наше семейство, пока мы странствовали, и какие работы выполнены. Выяснилось, что недостатка в прилежании и предприимчивости никто не испытывал. Для ночи был собран хворост и дрова, приготовлены новые факелы; на мысе Обманутой Надежды, поднимаясь на Вышку, Фриц достал из гнезда красивого птенца хищной птицы. Он показал мне его, держа на кулаке. Хотя перья не получили еще настоящую окраску, я почти с уверенностью сказал, что птенец не принадлежит ни к одному из известных в Европе видов орлов, скорее всего это так называемый малабарский орел.[31] Включить его в наше общество следовало без всяких оговорок: во-первых, он был необыкновенно красив, а во-вторых, из него мог вырасти настоящий охотник. Поскольку орленок был диковат и пуглив, Фриц завязал ему глаза и обмотал веревкой ноги.

Когда Фриц снял повязку, пленник повел себя необычайно свирепо и своим грозным видом обратил в бегство всю домашнюю птицу. Фриц растерялся, не зная, как усмирить хищника, и был готов убить его. Но выручил Эрнст, внимательно наблюдавший за происходящим.

— Фриц, — закричал он, — дай мне твоего сорванца, я перевоспитаю его, обучу приличным манерам; обещаю, он станет паинькой, ручным и послушным, подобно нашим курочкам-квочкам!

— Нет уж, — не согласился Фриц, — птица моя, и я не собираюсь ее дарить. Лучше подскажи, как ее укротить! Не скажешь, значит, ты злой завистник!

— Тихо, дети, тихо! — пытался утихомирить я братьев. — Дорогой Фриц, Эрнст просит тебя отдать ему птицу, потому что ты не в состоянии с ней справиться и даже хотел убить ее; ты решил оставить птицу у себя и просишь брата о помощи, но, вместо того чтобы обещать вознаграждение, осмеливаешься грозить ему и обвинять в зависти и злобе. Нехорошо получается!

— Ты прав, отец! — пристыженно ответил Фриц. — Я отдам ему обезьяну, если он захочет. Но орел — героическая птица, и я сохраню его для себя! Согласен, Эрнст?

— Вполне, — сказал Эрнст, — героизм не для меня. Вот стать хорошим ученым — другое дело! Тогда я опишу твои доблестные деяния, твои рыцарские походы с орлом.

— Так и будет, увидишь! — пообещал Фриц. — Но сначала помоги приручить орленка или, по крайней мере, утихомирь его.

— Полной гарантии дать не могу, — ответил Эрнст, — но, полагаю, ты можешь поступить точно так, как поступают жители Карибского моря с попугаями. Карибы задувают им в клюв табачный дым до тех пор, пока у них не закружится голова; они как бы одурманивают их, и буйство постепенно проходит.

Фриц недоверчиво засмеялся, но Эрнст не обратил на это внимания. Он попросил Фрица снова прикрыть птице глаза, достал трубку и табак из офицерского сундука; затем сам снял повязку с глаз хищника, встал на определенном расстоянии и начал вдувать клубы дыма прямо в клюв орленка. Узник стал спокойнее, опустился подле Эрнста, как будто его усыпили. Тогда ему накрыли голову платком. Сгорая от стыда, Фриц передал брату обезьянку и позже уже сам продолжал окуривать птенца. С каждым днем орленок становился податливее и постепенно привык к нашему окружению.