Швейцарский Робинзон

Естественно, с годами увеличилось и количество устройств и приспособлений для переработки получаемых урожаев. Все они имели несколько неказистый вид, но исправно и хорошо служили своему предназначению. В первую очередь это был пресс для отжима сахарного тростника. Собранный из разных деталей с остатков корабля, он приводился в действие при помощи запряженных тягловых животных. Четыре медных котла, использовавшихся ранее под хранение пороха, применялись теперь для варки сахара. Мы вмонтировали котлы в сложенные специально очаги. Одна терка и пресс для выжимки масла из орехов миндаля и оливок заменили старый, малопроизводительный аптекарский пресс, доставлявший одни только муки. Другая терка служила различным целям. Иногда с помощью круглого камня в ней мяли лен, иногда, взяв деревянный пестик, применяли для раздавливания виноградных ягод. Или растирали зерна какао, бобы, вставив плоский, медленно передвигаемый терочный камень. Основанием, или чашей, для этой терки служил жировик,[76] он легко поддавался обработке, а после просушки на воздухе и в огне быстро приобретал необычайную твердость. У этого каменного основания был почти девятидюймовый рант, основание покоилось на устроенной в земле печи и в случае надобности подогревалось. Наученные опытом, мы устроили над такими, расположенными под открытым небом, сооружениями крышу и обнесли их оградой, чтобы защитить от непогоды в сезон дождей.

Все грязные работы и обработку дурно пахнущих объектов, например, дубление или изготовление свечей из сала, проделывались на Китовом острове. Мастерские размещались в одном углублении скалы и были хорошо защищены от ненастья. На Лесном бугре раскинулась регулярная плантация хлопчатника, а тамошнее Рисовое болото превратилось в настоящее рисовое поле, отплатившее нам за наши старания великолепными урожаями.

Не забывали мы и Хоэнтвил. Каперсы оттуда перекладывались перцами, заливались уксусом и оставлялись для зимнего употребления. Здесь же вскоре после окончания сезона дождей всегда распускались листья чайных кустов, да в таком изобилии, что мы усердно общипывали их, собирали, высушивали и хранили в герметичной посуде. Непосредственно же перед сезоном дождей мы постоянно принимались за заготовку спелого сахарного тростника и сорго.[77] От Хоэнтвила временами делались вылазки к теснине, чтобы проверить, не поломали ли слоны или другие опасные звери тамошние ограждения и не попал ли какой-нибудь зверь в наши силки и волчьи ямы.

Домашние животные — и пернатые и четвероногие — находятся сейчас в прекрасном состоянии и сильно расплодились. В особенности это относится к голубям и курам, причем численность последних, облагороженных с помощью замечательных местных пород, разрослась до такой степени, что удовлетворила бы потребности целого государства. Наш обед никогда не обходился без вкусно зажаренного цыпленка или голубя, а нашему постоянному запасу яиц мог бы позавидовать иной владелец поместья. Из всех ежегодно рождаемых телят мы оставили и выкормили только двух — одного мужественного быка, обладающего огромной силой, и одну красивую веселую дойную корову. В соответствии с мастью ее назвали Белянкой, а быка из-за его ревущего голоса — Ревушкой. Оба животных, естественно, были приучены и к верховой езде, и к ходу в упряжке с грузом точно так же, как и оба малыша — Стрелка и Белка, которыми нас одарила бодрая квагга. Естественно, свиньи так сильно размножились, что мы вынуждены были отселить старых особей с побережья в глубь острова, в его степную часть. Соответственно, во много раз увеличилось, ко всеобщей радости, поголовье прочего мелкого скота. Пища у нас, таким образом, была самая разнообразная — кроме овощей и фруктов, мясо откормленных домашних животных и дичи.

Части скота мы позволили уйти на природу, где они вперемежку с газелями частенько встречаются во время наших выходов на охоту. С большим рвением и любовью мы ухаживаем за нежными изящными антилопами на Акульем острове. Вот только они медленно размножаются. Недавно мы перевели одну пару в заросший кустарником двор перед Скальным домом, с тем чтобы иметь возможность любоваться их обликом и забавными прыжками. У ловкого шакала Поспешилки в свое время был оставлен только один отпрыск. Жак назвал его Коко. Это короткая и звучная, слышимая на большом расстоянии кличка. Она рождает ответное эхо в лесах и среди скал.

После экскурса в прошлое и общего описания я наконец снова продолжаю мой прежде начатый рассказ.

Я уже упоминал, что мои сыновья, получившие полную свободу передвижения, почти полностью вышли из-под отцовской опеки. В общем и целом такое положение меня устраивало. Они уже не были детьми, и самостоятельность в поведении им не помешает. Кто знает, как еще сложится наша жизнь!