Шведский стол

— И как они видят решение этого вопроса?

— Им нужно время, чтобы договорится между собой. Хотя бы среди тех, кто готов. Но речи тут обо всех не будет.

— Сколько? Какая доля старообрядцев готова сесть за стол переговоров?

— Пока сложно сказать. Нужно время. Сейчас мы можем лишь гадать.

— Я готов дать им время. Но под гарантии.

— Какие же?

— Пока они пытаются договориться промеж себя, они поклянутся именем Всевышнего и своим спасением не участвовать ни в каких делах против царя или державы. А буде то увидят или уличать — доносить немедленно. Особливо касаясь своих шалунов и каких иноземцев, что мутят воду.

— Это… сложно.

— В чем же сложность? Если они готовы сесть за стол переговоров, то этим они признают Петра своим царем. А значит и попытки его свергнуть или навредить державе его им не с руки. Разве не так?

— Так да не так. Как я уже сказал — они очень неоднородны.

— И что ты предлагаешь делать мне? Ждать до второго пришествия, пока они сговорятся? Может это через год случится. А может и через сто. Нет. Так дело не пойдет. Сам же видишь — за тридцать лет три раза выходили против. В любую заварушку супротив царя лезут.

— Не все же.

— А кто лезет? Ты назовешь общины?

Голицын замолчал.

— Пускай назовут общины, которые принимали участие в делах 1682, 89 и 98 годов. Остальным я дам пять лет на то, чтобы промеж себя сговорится.

— А что будет с теми, кого они назовут.

— Сам то как думаешь? — холодно произнес царевич.

— Там же женщины и дети. И далеко не все участвовали.

— И как ты хочешь, чтобы я с ними поступил? Понял и простил?

— Почему нет?

— Мне кажется мы начинаем ходить по кругу. Какая моя цель в этой ситуации? Прекратить раскол, который есть сильная внутренняя слабость. Ради этого я готов пойти на самые крайние меры. Потому что я — человеколюбивый христианин. И понимаю, что в случае если кто-то из этих общин все-таки преуспеет устроит в России Смуту, то погибнут люди. Много больше людей, чем всех старообрядцев вместе взятых. Наших людей. Эта ситуация — выбор из двух зол. Или сейчас тысяча, или потом миллион. Кого жальче? Да всех жалко! Только там тысяча, а там миллион.

— Это я понимаю. Смута… страшное было время.

— Вот. Но я, как я говорил уже, человеколюбивый христианин, и убивать не хочу. Поэтому ищу пути примирения. Я разве многого прошу? Чтобы все сели за стол переговоров и договорились. Уступая друг другу, как и положено христианам.

— Много. Не всех захотят.

— Так дайте мне списки тех, кто не захочет.

— И ты их убьешь.

— Да. Хочешь — продам в рабство. Туркам. Это будет лучше?

— Они на это не пойдут.

Алексей помолчал.

Прикрыл глаза, массируя веки.

— Ну хорошо, — не открывая глаз, произнес он. — Есть еще один вариант. Каждый, кто не желает договариваться и примирятся, сможет уехать из России.

— Куда?

— Куда угодно. Хоть в само пекло! — раздраженно рыкнул царевич. — Впрочем, это наши люди. А России пора обзаводится заморскими колониями. Почему не туда?

— Колониями? — удивился Голицын.

— России нужен флот. Живой, крепкий флот. А если перед ним не будет стоять насущных задач, то он оживать будет только перед войнами. Вечно находясь в загоне. Единственной разумной целью, оправдывающей существование большого и сильного флота, который не будет висеть гирями на ногах, является колония. Осталось только понять — как ее получить. Полагаю, что где-нибудь в Атлантике.

— Это интересно, — подался вперед Голицын.

— Я думаю не будет больших сложностей отправить их туда в качестве переселенцев. Да, это риск. Ведь с ними духовный раскол не преодолен. Однако они окажутся исключены из политической жизни вокруг Москвы. Физически. Отчего поводов для вражды не станет. А там уже может и договоримся. Время не будет так поджимать.

— Полагаю, что этот вариант устроит всех.

— Не всех. Меня он не устраивает. Это наши люди. И я не хочу, чтобы они уезжали. У нас тут и так рабочих рук не хватает. Но я пойду на эту уступку, если иначе нельзя. Если это позволит избежать кровопролития.

— Да, это славный исход для кризиса. У тебя уже есть мысли о том, где будет колония?

— Здесь важно не ошибиться. Очень много факторов. С одной стороны — чем ближе, тем лучше. Но Новый свет весь занят, как и Северо-запад Африки. Так что, скорее всего, что-то ближе к экватору в Африке. Там масса всего интересного и ценного. Но, вместе с тем, и экваториальные болезни вроде малярии и прочей дряни. Тяжело нашему человеку в тех краях. Я, правда, догадываюсь, как это все лечить. Слышал краем уха. Но все равно — рискованно. Поэтому, я все больше склоняюсь к тому, чтобы как эта война закончится, отправить в те края исследовательскую экспедицию.

— Это очень здравая мысль, — покивал Голицын.