— Так в чем же дел? — усмехнулся Голицын. — Что-то я не вижу рвения.
— Ты что, поддерживаешь эти законы?
— Я не против них. Тем более, что в их написании опирались именно на Европу. Тот же майорат он там во всю процветает. И обязывает младших сыновей обучать, с тем, чтобы выгнать потом на улицу. Алексей это все просто оформил по уму.
— Отрабатываешь освобождение из ссылки? — усмехнулся собеседник.
— Меня освободили под определенное дело. Я его выполнил. Перевыполнил. Али про лошадей персидских забыл? Дальше я никому ничего не должен. Скорее это мне должны. Впрочем, это пустой разговор. Нравится тебе эта семейка или нет — другой нет.
— Почему же?
— Ну ка? И кого ты метишь вместо Романовых?
— Вместо эпилептика и бесенка? Старинных Рюриковичей.
— Брось. Там все — седьмая вода на киселе. У нас с тобой, если так подумать, прав как бы не больше на престол, чем у них.
— Не скажи. О Шуйских ты позабыл?
— Тех, что в Польше живут и католичество приняли?
— Ты на это не смотри. Перекрестятся в православие. Как запахнет престолом — мигом все провернут.
— На кой бес нам они сдались?
— Если бы не Борис Годунов, то трон унаследовали именно Шуйские. Законно. А после пресечения старшей ветви он отошел бы младшей ветви. Они законные наследники.
— Самому не смешно? — усмехнулся Голицын.
— За ними силы нет. Вообще. Понимаешь? А значит они будут слушать наших советов. Так что законность им это поднимает крайне.
— Соблазнительно звучит. Но… ответить мне на вопрос. Через сколько часов Алексей узнает о твоих словах?
— Если ты не расскажешь ему, то очень нескоро или вообще никогда.
— Вот как? — оглянулся Голицын. — Здесь все свои?
— Да.
— И как ты представляешь себе возведение тех Шуйских на царство?
— Соберем Земский собор и изберем. Вместе с тем, утвердим Конституцию, в которой строго опишем наши права и место царя.
— Как в Речи Посполитой?
— И как в Англии. Там ведь король силы не имеет. Как парламент скажет, так и будет. А в парламенте кто? Мы… — он улыбнулся.
Василий Голицын промолчал.
— Пойми — это наш шанс. Упустим — и этот эпилептик с бесенком загонят нас под лавку. В угоду своим дурным грезам.
— Таким уж и дурным? Али войско ныне московское худое? Их же грезы. Да и турка побили. Крымчаков под руку подвели.
— Брось — то до первого промаха. Сам же знаешь — турок спит и видит, как все возвернуть. А те торговые договора не стоят бумаги, на которой они написаны.
— Пусть так. Но разве в былые года о таком мы могли хотя бы мечтать? Не все так плохо в их делах.
— Они словно одержимые.
— Зря ты так. Отец горяч, да. Но сын весьма разумен. С ним можно разговаривать.
— Это ведь он этот вздорный закон предложил!
— Он выполнял просьбу отца, насколько я знаю.
— Просьбу?
— Ну хорошо — приказ. Петр спит и видит, чтобы вся страна служила. Поверь — сын лишь делал то, что хотел отец. И он еще неплохо этот закон написал.
— Ты это называешь неплохо?
— А как бы сделал Петр? Просто обязал всех служить. Я знаю. Слышал. Он сам так и говорил. Как сделал Алексей? Написал закон, которые открывает массу возможностей для влиятельных домов. Да, нужно будет шевелиться. Но он ведет к увеличению нашего влияния, а не наоборот.
— Тебя послушать, так он молодец.
— А он и молодец. Во всяком случае Алексей намного лучше любых Шуйских. Да, он непростой человек. Но с ним можно договариваться.
— Ой ли?
— Разве четыре года назад он не пошел на соглашение? — усмехнулся Голицын. — Петр на его месте просто повел войска на Москву и всех причастных вырезал бы. Он в ярости меры не знает. А Алексей обошелся малой кровью. Хотя мог просто подчистить всех причастных. И Леша не Петр. Он бы точно докопался до каждого причастного. Или ты сомневаешься в том, что царевич поименно знает участников того заговора? Серьезно? Ты разочаровываешь меня.
Собеседник недовольно пождал губы.
— И вообще — нам пора заканчивать этот разговор.
— Отчего же?
— Ты очень сильно недооцениваешь Алексея. А я вот не сильно рвусь оказаться в новой ссылке. Да и вам, полагаю, она ни к чему.
— Нас окружают верные люди.
— Если вы хотите вести игру против Алексея, то я бы на это не надеялся. К тому же, царевич намедни мне одну песенку напел. Я тогда подумал — к чему бы это. А теперь понимаю. Судя по всему, он знал, что вы готовите этот разговор. И играет с вами как кошка с мышкой.
— Что за песенка? — напряженно спросил молчавший до того мрачный аристократ в годах.
— У нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье, мигнет француз — известно кардиналу. Шпионы там, шпионы здесь, без них не встать, без них не сесть. Вздохнет француз — известно кардиналу…
В комнате воцарилось молчание.
Вокруг кутила ассамблея. А тут, в отдельной комнате дворца, все заткнулись и зависли.
— Так что, если вы позволите, я оставлю вас. На дыбе, знаете ли, не очень удобно висеть, а его терпение не безгранично…
С этими словами Василий Голицын вышел. Да и остальные постарались «рассосаться». Причем быстро. И постоянно озираясь.