Шутки кончились. Книга стихов

ковыряется по выходным в земле

ест по утрам омлет, вечером в баре орёт «налей»

пел в группе, но после как-то поблек...

и вот они идут в тишине и мгле

как косяк дрейфующих кораблей

травы доходят им до колен, она ведёт их сквозь сизый лес

на обочине трассы среди пыльных стеблей

каждому вручает его билет

из ближайшего города — на самолёт

на каждом билете — косая черта

и причудливый красный штамп

каждая точка прибытия — именно та

где приложение сил даст невиданный результат

воплотится мечта

нужно только выйти на трассу, поймать авто

не думать о том

как дома будут роптать

заклинать возвратиться, круги топтать

о том, какая под рёбрами пустота

улетает один из ста

как всегда, только один из ста

остальные становятся белыми, как береста

теребят рукава пальто

начинают шептать

что ещё будет шанс, что жизнь едва начата

и расходятся по домам, до второго шанса

не доживает никто

апрель 2009

«И вот планету уничтожают...»

И вот планету уничтожают.

Никто не успевает опомниться: никто не наблюдает пожара, не слышит гулкой ангельской звонницы, не блеет монологи, не плачет, не бьётся в бесполезной истерике... В кино всё было как-то иначе — взрывали крупный город в Америке. Хотя, конечно, чаще спасали, и это называлось «Спасать Весь Мир», а дальше ударяли басами и выпускали хрупких мамаш с детьми.

В кино красиво рушились стены и было много слов, беготни, стрельбы. На деле — всё случилось мгновенно и просто в пять секунд перестало быть. Осталась только пара абзацев в буклете «Краткий атлас Вселенной»: «...опасно... ...посещать воздержаться... ...уничтожают выдр и тюленей...»

А ниже — пятна некой земной еды и надпись синим карандашом:

«Зато у нас цветут синусоиды! Их красота любого приводит в шок. И пусть у нас невежество, грязь и дым, вам всё равно не встать с нами в ряд. Тот, кто не видел цвет синусоиды, жизнь прожил зря».

Владелец атласа — синий гигант Тхатто сидит в архивах четвёртый год: ругает окаянный земной цветок, и всё никак не найдёт.

июнь 2009

КЛУБ НЕБЛАГОНАДЁЖНЫХ

«Она заходит, обрушивается на сиденье...»

Она заходит,

обрушивается на сиденье:

грузная, неопрятная, пахнущая табаком и

почему-то лесными ягодами.

Целый день я

трясся в этом автобусе — уже практически в коме,

и тут она: лузгает семечки, напевает,

разглядывает

облупившийся лак на ногтях.

Чудовищно человечная, слишком живая.

Я нервно пялюсь в окно,

в окне мимо нас летят

деревни, солнечные поля, еловые чащи:

по правде сказать, довольно плохое кино.

Мне становится мутно и тошно, хватаю вещи,

сигналю водиле и выхожу.

Она выходит за мной.

Я спускаюсь с насыпи к полю.

Она спускается тоже.

С минуту смотрит, как над травой мотыльки снуют.

сбрасывает одежду, вещи, кажется, даже кожу,

как высохший кокон, ненужную чешую.

Оборачивается, подмигивает, мол, взгляни-ка,

идёт грациозная, плавная, как литая,

расправляет крылья, пахнущие земляникой,

и взлетает.

Я стою, моргаю — треснувший глупый г

о

лем,

выброшенный на берег кит.

Она парит и в бреющем полёте над полем

срывает ромашки и васильки.

октябрь 2010

КЛУБ НЕБЛАГОНАДЁЖНЫХ

Свет мягок, и дверь заперта.

Здесь каждый — с каким-то изъяном.

Вот малый, плюющий в стаканы.

Разделавший тётушку в ванной.

Пустивший каймана в фонтан.

Маньяки,

     льстецы,

          клептоманы:

коктейль для особых гурманов,

любителей слухов и тайн.

Скрестивший блоху и кота.

Учивший младенцев летать

ночами у края карьера.

Мошенники и браконьеры.

Воронам и крысам под стать,

внебрачные отпрыски ночи,

отребье с самого дна,

неплохо живущие на

доходы с продажи почек.

Я тоже порою... а впрочем,

вам лучше об этом не знать.

Мы все не в своём уме.

Здесь каждый юрист и бармен

владеет тайным амбаром

с довольно редким товаром —

от саламандр до комет.

В моём сундуке кентавр,

в мешке голова горгоны,

в жестянке спрут; гнев и гонор

в груди,

     на ладонях тальк.

Здесь каждый — брехун и плут,

мы лжём с душой, вдохновенно

о вечном, о снах, о бренном —

вы верите этим бредням,

на том и стоит наш клуб.

октябрь 2009

«Тем, которые производят шум...»

Тем, которые производят шум

сотнями тысяч тонн,

этим, не могущим в тишине даже предаться еде,

c вросшими телефонными трубками,

с неумолкающим ртом...

Что, им всем так уж нужно

говорить каждый день?

Этим, которые двигают мебель в соседней квартире,

включают динамик на полквартала,

стучат по клавишам всем отделом,

палят в меня децибелами,

выбивают во мне дыры...

Господи,

ты не мог бы

что-нибудь с ними сделать?

Много не нужно,

я знаю прайс наизусть

и помню, кто здесь начальник.

Пусть себе дышат, пусть ходят, моргают пусть.

Я просто хочу, чтобы они замолчали.

Хочу обернуть их ватой,

в поролон спеленать,

услышать, как сходит на нет

их мышиный писк,

их машинный лязг.

Хочу узнать, как звенит натянутая тишина,

тронуть её рукой, извлечь безупречное «ля».

Я понимаю, нас миллиарды, и все — как малые дети.

Я подожду, сколько надо, я, в общем-то, очень стойкий.

Но ты, похоже, давно оглох.

Иначе бы ты заметил,

как страшно шипит трасса и верещат стройки,

как причитают старухи,

жужжат мухи,

как в трубах журчит вода