Есть ли кошкам от этой идеи какой-нибудь прок?
В два часа — два часа изученья учёных трактатов.
В шесть часов — «файф-о-клок». Добрый вечер, Клубничный Пирог.
Хочешь ты или нет — все цыплята владеют французским.
Да, дурная посылка подчас убивает игру.
Я могу научить, как читать этот бред без закуски,
Но науку мою ты опять позабудешь к утру.
Я могла бы сказать, каково возвращаться обратно.
Но в дверях гувернантка, в руках её — туфли и зонт.
Семь часов — время чинно бродить по аллеям опрятным,
С каждым шагом тебя забывая, мой ласковый Дронт.
ЭГОЦЕНТРИЧЕСКАЯ РЕЧЬ
«Предположим, тебе шесть лет...»
Предположим, тебе шесть лет.
Вокруг закипает лето.
На тебе голубое платьице и белые сандалеты.
Дома ждут котлеты, кисель и повтор балета.
Это здорово. Но занимает тебя не это:
ты стоишь на крыше,
туча вот-вот тебя краем тронет...
Платье всё в гудроне.
Сандалики все в гудроне.
А внизу мальчишки присвистывают с уважением,
примеряются к крепким новеньким выражениям:
проиграли малявке.
Малявка взлетела вверх, проворная, как коза.
Ты стоишь и стараешься не реветь,
а ведь нужно ещё слезать.
Ты не помнишь, куда ставить ногу,
где держаться руками,
и не знаешь, как показаться маме.
Предположим, тебе двадцать три.
У тебя проекты, дедлайны,
безразмерная майка,
шампунь
с ароматом киви и лайма.
Лето плавит асфальт, чтобы это сносить
нужно сделаться далай-ламой
или, может быть,
саламандрой, виверной, ламией.
Ты стараешься выглядеть глупо,
нелепо и неопрятно.
Бесполезно.
Они раскусили тебя: ты не помнишь путей обратно,
не умеешь рассчитывать силы,
никогда не отводишь взгляда
и полезешь куда угодно ради пустой бравады.
Брось. Подумаешь, жарко...
Говорят, к обеду станет ненастно.
Может быть, повезёт, и удастся прожить подольше —
вот так же, на спор.
ПЕРЕХОДНЫЙ ВОЗРАСТ
Однажды тебе перепадает фамильная брошь,
а ты недостаточно для неё хорош.
Не стар, не лощён. Звенишь и блестишь, как грош.
Залечиваешь за месяц любую брешь,
С большим вдохновением врёшь,
с аппетитом ешь.
Ты слишком беспечен, резок и бестолков
для гладких камней, серебряных завитков,
отглаженных лацканов, пышных воротников —
таких, что от зависти в трещинах шкаф, —
из кружева и шелков.
Что за толк в шелках?
Носить эту роскошь такому, как ты, негоже,
поэтому ты пристёгиваешь её прямо к коже,
чтобы чувствовать боль и становиться ещё моложе,
безумнее, веселее... Дурак со стажем
при музах в цветочной ложе,
при мёртвых в их экипаже.
Никто ничего не скажет:
кривляйся, реви, дурк
й.
Вечно нагой малыш
с дырочкой в правом боку.
«Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта...»
Я прохожу мимо, а они мне шепчут, не открывая рта:
ты, говорят, не девочка, а мечта,
коса у тебя густа,
зелены глаза и нежны уста,
приходи, говорят, поболтать.
У нас, говорят, красота,
не то, что у вас там.
А то и вовсе оставайся у нас,
здесь уют, тишина,
земляника, ландыши, белена.
Оставайся, ты нравишься нам.
Я говорю, куда мне... и так полный воз вас тут.
И к тому же, мне рано — малолеток нигде не любят.
Они говорят, у нас нет ограничений по возрасту,
глянь на Оленьку: восемь лет — а уже в клубе.
Я смотрю на Оленьку,
та улыбается мне сквозь ретушь.
Я говорю: «Нет уж!»
И бегу, отбиваясь
от назойливых рук листвы,
к живым.
«Бывает, просыпаешься поутру...»
Бывает, просыпаешься поутру:
пафосный, хмурый, смотришь с тоской в окно.
Что бы сказал сейчас твой ушедший друг?
Не всё ли равно?
Ты заметил? Они давно сжимают кольцо.
Скоро, должно быть, уйдёшь к ним сам.
У меня в плеере полно мертвецов:
их музыка, их голоса.
Это не страшно, выдохни, оглянись.
Даже забавно, эдакая игра:
мёртвые говорят из книжных страниц,
из старых телепрограмм.
Мёртвые в каждом доме, в любой толпе,
На улицах, в пожелтевших газетах.
Я, например, не знаю, где я теперь,
Когда ты читаешь это.
«Много курю опять, это в сентябре-то...»
Много курю опять, это в сентябре-то,
внутренне сжавшись, пью свои двести грамм.
Врач прописал мне водку.
И сигареты.
И задушевные разговоры по вечерам.
То есть, врачей было много.
Собрали кворум,
спорили,
слушали что-то в моей груди...
Мне непонятно, где добыть разговоры,
даже один.
УЛОВКА
В тишине, в полусне
я пишу про снег,
блики луны на дне,
немоту камней,
про объятья корней,
пять лихих коней,
пляс луговых огней,
рокот горных недр,
прелесть дурных манер,
усмирённый гнев,
оголённый нерв.
Я пишу о весне,
о большой войне,
о лесах в огне...
Только бы не
о том,
как ты дорог мне.
«А знаешь, здесь мило: весна, цветочки...»
А знаешь, здесь мило: весна, цветочки.
Асфальт шершав и устойчив.
Девицы жужжат в ожидании лета.
Пичужки, сверчки, стрекозки.
Бежим к горизонту, к условной точке,
с упорством и прытью гончих
и втайне надеемся, что планета
окажется всё же плоской.
Здесь очень неплохо: чаёк, малина,
и звёзды ясней и ближе.
Мы копим на пони (внесли задаток):
с ним проще бежать от снега.