Шутка с питоном

А удавчик этот был действительно хорош! Длиной чуть менше метра, с сильным упругим телом, украшенным ярким рисунком.

Мысль во что бы то ни стало спасти удавчика появилась у меня сразу, как только я узнал, что его ждёт.

Сначала попытки завоевать расположение строгой заведующей были напрасны. Потом, совершенно случайно, я узнал о её любви к искусству.

Я начал действовать, и вскоре за змею был назначен выкуп в виде натюрморта с жёлтыми розами, написанного акварелью. Вот таким образом и оказался у меня в портфеле этот расписной красавец.

Стоял жаркий летний полдень. Всё вокруг замерло от зноя.

В тени огромных раскидистых чинар, обливаясь потом, я ждал автобуса, с завистью поглядывая на узбечек в прохладных шёлковых платьях.

Наконец подошёл раскалённый пыльный автобус. Внутри он был как паровой котёл, к спинке сидений нельзя было прикоснуться без риска обжечь себе спину.

Я осторожно открыл портфель, погладил притихшую змею и, оставив для воздуха небольшую щель, задвинул портфель под сиденье, подальше от солнца.

Автобус ещё не загрузился до отказа, и можно было наблюдать за расслабленными духотой, изнемогающими пассажирами. Люди отдувались, обмахивались, вытирались платками.

Один лишь старик с тёмным иссушенным лицом, в высокой туркменской шапке и в тёплом стёганом халате был спокоен и невозмутим.

Вдруг испуганный женский визг заглушил мерный стук мотора и говор пассажиров.

Дама, сидевшая на переднем сидении, с быстротой, не соответствующей её грузной фигуре, вскочила на сиденье и, прижав сумочку к груди, визжала на одной высокой ноте.

Через несколько секунд почти все люди стояли на сиденьях, и слово «змея», как зловещий шорох, переходило из уст в уста.

Я сунул руку в портфель — там было пусто.

Растерявшись, я не знал, что делать, и сидел неподвижно.

Я боялся признаться, что змея принадлежит мне, и в то же время меня беспокоило, что будет со сбежавшей змеёй.

Автобус остановился, но никто не сдвинулся с места…

Тогда, не сознавая, что делаю, я бросился к переднему сидению, и через несколько мгновений удавчик извивался у меня в руках.

Стараясь ни на кого не смотреть, я спросил срывающимся голосом:

— Чья змея?

Я был уверен, что «хозяин» не отыщется, и надеялся таким образом спасти удавчика.

Поэтому спокойно прозвучавшее: «Моя», — заставило меня вздрогнуть.

Старик в туркменской шапке медленно поднялся и направился ко мне.

Тут-то я понял, насколько правильно поступил, не признавшись, что змея моя.

Люди набросились на старика, позабыв о змее. Брань, упрёки, угрозы сыпались со всех сторон на разных языках.

Каждый из этих мокрых от пота, разъярённых людей в тот момент был страшнее десятка змей.

Но старик держался с достоинством. Его лицо было непроницаемым, а взгляд умных глаз был твёрд.

Я совсем растерялся.

Казалось, что старик читает мои мысли, беспорядочно проносившиеся в голове.

Крики: «В милицию, в милицию его!» — вернули мне присутствие духа.

Я предложил старику выйти из автобуса. Но и на улице нас окружила толпа.

Спрятав змею в портфель, я увлёк старика в заросли парка, и мы, наконец, сели в тени.

На мой вопрос, говорит ли он по-русски, старый туркмен улыбнулся и на довольно чистом русском языке сказал, что много лет работал в России.

— Так вы говорите, что это ваша змея? — спросил я, не скрывая иронии.

Он молча раскрыл небольшой ящик, который держал в руках, и я невольно отшатнулся.

Яшик был набит полотняными мешочками, в которых шевелились змеи.

Старик быстро перебрал один за другим все мешочки и облегчённо вздохнул. Все его змеи были на месте.

Он в смущении посмотрел на меня, а я не выдержал и весело расхохотался!

Расстались мы друзьями.

Садясь в автобус, я уносил в полотняных мешочках своего удавчика и великолепный экземпляр водяного ужа — подарок моего нового знакомого змеелова.

Полоз-эквилибрист

Даже если у вас очень богатое воображение, вы не сможете себе представить всей необычности ущелья, по которому мы брели в сумерках раннего утра. Я и мой товарищ орнитолог.

Перед нами проплывали фантастические силуэты гор на фоне бледного неба. Время, ветер и солнце создали целую вереницу причудливых фигур. Звери и чудовища, замки и лёгкие арки, и просто циклопические нагромождения глыб.

Они возникали перед нами, словно призраки в прозрачном утреннем тумане.

Было так тихо, что казалось — всё живое превратилось в эти молчаливые загадочные камни.

Но в этом суровом безводном ущелье была своя жизнь.

В щелях, трещинах, в грудах камнем прятались насекомые, ящерицы, мыши и змеи. А на отвесных склонах темнели норки, где жило великое множество пернатых. Эти-то колонии и были целью нашей утренней прогулки. Нас интересовал суточный режим кормления птенцов. Нужно было подсчитать, сколько раз птицы-родители приносят корм.

Это очень утомительная работа: целый день сидеть на солнцепёке и, не отрывая глаз от гнезда, считать, сколько раз прилетали птички. И так — несколько дней. А потом средний результат поместить в отчёт.

Выбрав удобное местечко, мы кое-как замаскировались камнями и сухой травой и стали ждать.