Шутка с ядом пополам

Дому было лет пятнадцать. Кодовый замок не работал, лифт тоже. Надписи на стенах интриговали. Впрочем, жизненный опыт подсказывал, что наиболее непонятные термины являются названиями современных рок-групп. Хотя рок, кажется, отжил свое? Надо будет уточнить у Лешки. Дверь открыли, даже не поинтересовавшись, кто звонит. На пороге стояла худая и изможденная пожилая женщина. Хотя нет, она же ровесница Вики, ей всего сорок! Да, Татьяна Ивановна Брыль выглядит не лучшим образом. Разумеется, немалую роль в этом играет наряд, чем-то похожий на монашеский — длинная черная юбка, черная кофта, а на голове черный платок. Лицо опухшее, заплаканное, без грамма косметики. Талызин обрадовался, что ему не придется быть дурным вестником — вестник в эту квартиру явно уже прилетал.

— Здравствуйте, Татьяна Ивановна. Меня зовут Игорь Витальевич, я расследую обстоятельства смерти Владимира Дмитриевича Бекетова.

— Проходите, пожалуйста, садитесь. Хотите чаю?

— Неплохо бы.

За чаем женщина будет чувствовать себя менее скованной, да и вообще эта процедура сближает.

— Выражаю вам свои соболезнования, Татьяна Ивановна. Давно вы узнали печальную новость?

— Позавчера. Мне позвонил Сереженька. Сережа Некипелов, очень славный мальчик, Володин ученик. И сегодня звонил, сказал про похороны. Они будут завтра.

— Вы, наверное, были ошеломлены? Или после дня рождения ожидали чего-то подобного?

Татьяна Ивановна вскинула глаза — ввалившиеся, темные, лихорадочно блестевшие.

— Я была ошеломлена. Кто мог этого ожидать?

— Я имел в виду тот тост… вы ведь помните? — осторожно поинтересовался Игорь Витальевич.

— Конечно. Это я запомню на всю жизнь. И почему я не выкинула этот пузырек в окно? Но Володя обещал мне, что не сделает ничего подобного. Я не думала, что он меня обманет.

— Обещал? Когда?

— Сразу после… после этого эпизода. Мы стояли у окна, и я пыталась убедить его, что так нельзя, а он сказал: «Не бойся, Таня, я этого не сделаю».

— Тогда зачем же он всех напугал?

Татьяна Ивановна вздохнула:

— Есть за ним такой грех — суесловие. Что каждому должно быть свято, ему объект для шуток. Я и решила — пошутил. Этот грех еще не смертный.

Талызин незаметно огляделся в поисках иконы. Да, вот она, в красном углу. С убеждениями Татьяны Ивановны все было ясно.

— Значит, признаков депрессии вы у Владимира Дмитриевича не наблюдали?

— Ни малейших. Наоборот. У него все очень хорошо шло с наукой, он сам сказал. Или вот, видите? Пианино Машеньке купил, в воскресенье только привезли. Я не одобряла, но с ним не поспоришь.

Игорь Витальевич искренне удивился.

— А чем пианино плохо?

— Девочка у нас не слишком-то целеустремленная. Сами понимаете, десять лет. Сегодня ей одно подай, завтра другое. Еще неизвестно, научится ли играть, и тратить такие деньги… У Володи ведь еще двое детей, хорошо ли от них отрывать? А он только смеется. Мол, захотела Машка учиться музыке, так имеет право попробовать, а Юрка с Леночкой и так имеют больше, чем нужно. И с Машкой поспорил, что через месяц она не сможет сыграть ему пьеску из «Детского альбома» Чайковского. Если она выиграет, он поведет ее с подружкой в «Макдональдс» и закажет им все, что они только пожелают. Машка три вечера над нотами сидела, я и не ожидала от нее этакой усидчивости! Первую октаву уже выучила назубок.

Татьяна Ивановна вздохнула, и у Талызина защемило сердце. Вот и осталась Машка без отца, а вместе с нею Леночка и Юрка. Ужасно! Человек собирается жить, делать открытия, вести ребенка в «Макдональдс», а ему — раз! — яд в кофе. Хочется верить, это сделал кто угодно, только не измученная, из последних сил держащая себя в руках женщина, тихий вздох которой проник вдруг до самой глубины души.

— Татьяна Ивановна, — извиняющимся тоном произнес следователь, — мне для протокола нужно… Не подскажете, когда вы последний раз видели Бекетова и где вы были в среду около двенадцати?

— Видела во вторник, на дне рождения, а в среду была работе, — удивленно сообщила та. — Я в библиотеке работаю, здесь неподалеку. С одиннадцати и до шести.

«Раз здесь неподалеку, то от университета за тридевять земель», — отметил про себя Игорь Витальевич.

— А почему вы об этом спросили? Он в это время… умер?

— Да, примерно в это время.

Татьяна Ивановна пристально посмотрела на собеседника, ахнула — и в мановение ока потеряла сознание. Пока Талызин вскочил, чтобы ее подхватить, она уже уже упала на пол, опрокинув стул. «Да что я стал такой медведь, черт побери! — выругался он про себя, приводя женщину в чувство. — Одну довел до приступа, другую до обморока. И что я такое ей сказал?»

— Простите, — произнесла Татьяна Ивановна, открывая глаза. — Это нервы. Спасибо!

Она вцепилась следователю в плечо и не отпустила, даже когда он усадил ее на диван. Лихорадочное возбуждение отражалось на ее вмиг раскрасневшемся лице.

— Игорь Витальевич! — воскликнула она. — Не обманывайте меня! Это вопрос жизни и смерти! Это больше, чем вопрос жизни и смерти, гораздо больше! Скажите — он ведь не покончил с собой? Его убили? Скажите мне!