Шутка Mецената

Это был застенчивый юноша, белокурый, голубоглазый, как херувим, с пухлыми розовыми губами и нежными шелковистыми усиками, чуть-чуть видневшимися над верхней губой. Одет он был скромно, но прилично, в синий, строгого покроя костюм, в лаковые ботинки с серыми гетрами и с серой перчаткой на левой руке.

– Вот он – тот, о котором я говорил. Замечательный поэт! Наша будущая гордость! Байрон в юности. А это вот тот аристократический дом, о котором я вам рассказывал. Немного чопорно, но ребята все аховые. Тот, что на диване, – хозяин дома – Меценат, а этот низший организм у его ног – Мотылек. Он – секретарь журнала «Вершины» и может быть полезен вам своими связями.

– Очень приятно, – робко пролепетал юноша, тряся пухлую Меценатову руку с длинными холеными ногтями. – Я очень, очень рад. Новакович много о вас говорил хорошего. Моя фамилия – Шелковников. Имя мое – Валентин. Отчество – Николаевич…

– Бабушку мою звали Аглая, – в тон ему сказал Кузя, свешивая голову с вершины шкафа. – Мопсика ее звали Филька. Меня зовут Кузя. Познакомьтесь и со мной тоже и, если можете, – снимите меня со шкафа.

Шелковников с изумлением поглядел наверх и только теперь заметил Кузю, беспомощно болтавшего ногами.

– Простите, – смущенно воскликнул он. – Я вас и не заметил. Очень приятно. Моя фамилия Шелковников… Мое имя…

– И так далее, – сказал Кузя. – Снимете меня или нет?

– Не трогайте его, – схватил Шелковникова за руку Новакович. – Это я наказал его за грубость нрава. Пусть сидит.

Вошла Анна Матвеевна с приборами на подносе, с двумя бутылками коньяка и скатертью под мышкой.

– Этого еще откуда достали, – ворчливо сказала она, оглядывая новоприбывшего. – Ишь ты, какой чистенький да ладный. И как это вас мамаша сюда отпустила?

Заметив, что гость окончательно смутился, Меценат попытался ободрить его.

– Не обращайте на нее внимания – это моя старая Анна Матвеевна. Она вечно ворчит, но предобрая.

Юноша вежливо поклонился, чуть-чуть прищелкнув каблуком, и почел нужным представиться старухе:

– Очень рад. Моя фамилия Шелковников, мое имя…

– Уху сварили, Кальвия Криспинилловна? – осведомился Мотылек, оттирая плечом нового гостя. – Знаешь, Телохранитель, у нас сегодня пикник в этой комнате. На ковре будем уху есть. Ловко?

– Взять бы хорошую палку… – добродушно проворчала старуха, – да и… А вы чего же, сударь, стоите? Присели бы. А лучше всего, скажу я вам, не путайтесь вы с ними. Они – враги человеческие! А на вас посмотреть – так одно удовольствие. Словно куколка какая.

– Ур-ра! – заревел Новакович. – Устами этой пышной матроны глаголет сама истина. Гениально сказано: «Куколка»! Мы сейчас окрестим вас этим именем. Да здравствует Куколка! Меня зовите Телохранителем, ибо я в наших похождениях охраняю патриция Мецената от физической опасности, а то птичье чучело на шкафу называется Кузя.

– Снимите меня, – попросил Кузя, обрадованный, что вспомнили и о нем.

– Сиди! Там наверху воздух чище. Дыши горным воздухом!

Новокрещеный Куколка, оглушенный всеми этими спорами и криками, не знал, в какую сторону поворачиваться, кого слушать…

Меценат ему показался самым уравновешенным, самым спокойным. Поэтому он деликатно протискался бочком сквозь заполнивших всю комнату Мотылька и Телохранителя, придвинул к Меценату стул и сел, осведомившись с наружно независимым видом:

– Как поживаете?

– Благодарю вас, – вежливо отвечал Меценат, пряча в седеющие усы улыбку полных и красных губ. – Скучаю немножко.

– А вы бы искусством занялись. Поэзией, что ли?

– Хорошо, займусь, – согласился покладистый Меценат. – Завтра же.

– Я еще молодой, но очень люблю поэзию. Это как музыка… Правда?

– Совершеннейшая правда.

– Скажите, это ваша фамилия такая – Меценат?

– Фамилия, фамилия, – подскочил Мотылек, протискиваясь между разговаривающими и фамильярно присаживаясь на оттоманку. – Наш хозяин сам родом из римлян. Происходит из знаменитого угасшего рода. В нем умер Нерон, и слава Богу, что умер. А то бы, согласитесь сами, неприятно было попасть в его сад в виде смоляного факела. А теперь это – какое прекрасное угасание! А? И от всей былой роскоши осталась только Кальвия Криспинилла – Magistra libidinium Neronis.

– Это… латынь? – простодушно спросил Куколка.

– Испанский, но не важно. Скажите, вы не родственник одного очень талантливого поэта – Шелковникова?

– Нет… Не знаю… А что он писал?

– Ну, как же! У него чудные стихи. Одни мы даже заучили наизусть. Как это?..

В степи – избушка.
Кругом – трава.
В избе – старушка
Скрипит едва!..

Чудесно! Кованый стих.

– Позвольте, – расцвел как маковый цвет Куколка. – Да ведь это же мои стихи!.. Откуда вы их знаете? Ведь я их даже не печатал!

– Помилуйте! По всему Петербургу в рукописных списках ходят. Неужели это ваши?! Да что вы говорите? Позвольте мне пожать вашу руку!.. Это чудно! Какая простота и какая чисто пушкинская сжатость!.. Кузя, тебе нравится?