Шутка Мецената

– Я должна спешить домой, – ответила, подумав, Яблонька, – но, если вы не будете меня задерживать, я минут десять посижу.

– Яблонька, – сказал Новакович, выдвигаясь вперед. – За то, что вы нас сразу поняли и доверились и идете к нам – я отныне даю присягу быть вашим рыцарем, защищать вас от всяких невзгод, а если кто-нибудь посмеет что-нибудь лишнее – оторву голову и суну ему под мышку. Господа! Дорогу Яблоньке!

И, когда Яблонька шагнула на площадку Меценатовой квартиры, Новакович одним движением снял с себя тужурку и почтительно подбросил ее под ножки Яблоньки.

– «И жители восторженно встречали ее, – неизвестно откуда процитировал Новакович, – и расстилали плащи перед ней, чтобы ее нежной стопы не коснулась грубая земля».

– У вас сзади рукав рубашки разорвался, – заботливо заметила Яблонька, осматривая рукав Новаковича. – Если у вас найдется нитка и иголка – я зашью.

– Вот девушка!.. Если бы я был достоин – я поцеловал бы край ее платья, – вздохнул Новакович, толкнув Мотылька плечом.

Яблонька вступила в знаменитую гостиную Мецената и с любопытством огляделась.

– Уютно у вас, а только странно. И солнца мало. Отчего портьеры задернуты? А для пепла полагается пепельница, а не ковер и не плечи бархатного пиджака. Где у вас щетка? Я вас почищу немного…

Яблонька посидела самую чуточку, скушала одну грушу, поправила висящую криво картину и уже надевала перед зеркалом воздушную шляпку, собираясь уходить, как в дверях показалась Анна Матвеевна.

– Экое чудо у нас, – охнула она, разглядывая Яблоньку. – Вы бы, барышня, подальше от них были! Это ведь сущие разбойники – обидят они вас.

– Меня, бабушка, невозможно обидеть, – рассмеялась Яблонька. – Я в Бога верю и всех людей люблю. Какие же они разбойники? Странные немного, но милые.

– Этакими милыми в пекле все дорожки вымощены. Как звать-то вас?

– Яблонька, – выскочил сбоку Мотылек.

– Яблонька и есть. До чего ж ладная девушка. Хоть бы вы их, барышня, усовестили, чтоб коньячища этого не лакали спозаранку…

– Анна Матвеевна! Да ведь мы по рюмочке!

– Знаю, что по рюмочке. В этакую рюмочку тебя и поп при святом крещении окунал. Скушать чего не хотите ли, сударыня?

– Нет, спасибо, мне идти надо… Буду в этих местах – зайду еще посмотреть, как вы тут живете. А коньяк лучше не пейте. Хорошо?

– Сократимся, – усмехнулся Меценат. – А если вам нужны какие-нибудь книги – так моя библиотека к вашим услугам. Ройтесь, разбрасывайте – у нас это принято.

Яблонька ушла, звонко поцеловав Анну Матвеевну на прощание.

После ее ухода нянька подошла к креслу, грузно уселась в него и, посмотрев на победоносно переглядывавшихся клевретов, строго сказала:

– Ну, ребята… Не пара она вам. Не по плечу себе дерево рубите.

– Кальвия, – возразил Мотылек, обнимая ее седую голову. – Где же это видано, чтобы Мотыльки да рубили Яблоньки? Наоборот, я буду порхать около нее, вдыхая аромат, буду порхать – вот так!

Он вспрыгнул на оттоманку, перемахнул на стол, оттуда обрушился на плечи Новаковича и наконец, тяжело дыша, сполз с Новаковича на пол.

– Мотылек, – сказал размягченный Меценат. – За то, что ты сегодня вспомнил, подумал обо мне – я дарю тебе изумрудную булавку для галстука. Она тебе нравилась.

– А я, – торжественно подхватил Новакович, – никогда больше не позволю Кузе говорить, что все твои произведения читал у чужих авторов в немецких журналах!! Ты совершенно оригинальный писатель, Мотылек!

– А я, – проворчала нянька, – оборву тебе уши, если ты будешь бросать мне на ковер апельсиновую шелуху.

– Кальвия! Я вас так люблю, что отныне буду есть апельсины вместе с кожурой.

И все впоследствии не исполнили своих обещаний, кроме Мецената, булавка которого навсегда украсила тощую грудь Мотылька как память о Яблоньке, изредка, как скупой петербургский луч, заглядывавшей в темную Меценатову гостиную.

Часть II чертова кукла

Глава IX в кавказском кабачке

В уютном, увешанном восточными коврами и уставленном по стенам тахтами отдельном кабинете кавказского погребка на Караванной улице заседала небольшая, но очень дружная компания под главным председательством и руководством Мецената.

Кроме него были: Кузя, Новакович и великолепная Вера Антоновна, которая, как это ни странно, но выехала в свет из-за своей лени.

Сегодня как раз был день ее рождения, и Меценат, созвав с утра своих клевретов, предложил отпраздновать этот замечательный, с его точки зрения, день в квартире Веры Антоновны. Но, когда ей сообщили об этом по телефону, она вдруг высказала чрезвычайную, столь не свойственную ей энергию, заявив, что лично прибудет к Меценату для обсуждения этого сложного вопроса.

Приехала и, устало щуря звездоподобные глаза, заявила:

– Послушайте, в уме ли вы?! Ведь это сколько хлопот, возни?.. Да ведь я после праздника буду три дня лежать совершенно разбитая! Неужели вы не знаете, что быть гостеприимной хозяйкой – это нечеловеческий труд! Пожалейте же меня – не приезжайте. Ну, не стыдно ли вам так мучить меня; я ведь красивая и добрая…

Мотылек застонал: