Шутка

Она сошла вниз (под расстегнутой болоньей на ней была черная юбка и розовая кофточка), и я снова имел возможность убедиться, что она элегантна. Я сказал ей, что мы пойдем пообедать в «Народный дом», что это плохой ресторан, но все-таки лучший, какой здесь есть. Она заметила, что я здешний уроженец и что она, стало быть, полностью отдает себя под мое покровительство и ни в чем не будет перечить. Создавалось впечатление, будто она стремится выбирать слегка двусмысленные слова; это стремление было смешным и обнадеживающим. Мы снова шли той дорогой, какой я шел утром, тщетно мечтая о хорошем завтраке, и Гелена еще несколько раз подчеркнула, что рада познакомиться с моим родным городом, но, хоть она действительно здесь никогда не была, ни на что не заглядывалась, ни о чем не расспрашивала и вообще вела себя не так, как человек, впервые попавший в чужой город. Я размышлял, вызвано ли это безразличие определенным одряхлением души, уже не способной испытывать к внешнему миру обычное любопытство, или скорее тем, что Гелена целиком сосредоточена на мне и ни на что другое ее не хватает; хотелось принять эту вторую вероятность.

Мы снова шли мимо барочной скульптуры; святой поддерживал облако, облако — ангела, ангел — другое облако, другое облако — другого ангела, небо было сейчас синее, чем утром; Гелена сняла плащ, перекинула его через руку и сказала, что очень тепло; эта теплынь усиливала навязчивое впечатление пыльной пустыни; скульптура торчала посреди площади, как кусок отломленного неба, которое не может вернуться вспять; я подумал в эту минуту, что мы оба низвергнуты на эту диковинно пустынную площадь с парком и рестораном и низвергнуты сюда безвозвратно, что мы оба тоже от чего-то отломлены, что мы тщетно подражаем небесам и высотам, что никто нам не верит, что наши мысли и слова тщетно карабкаются ввысь, когда наши поступки низки, как сама эта земля.

Да, меня охватило острое ощущение моей собственной низости; я был поражен им; но еще больше был поражен тем, что я не ужасался этой низости, а принимал ее с неким удовольствием, если не сказать — даже с радостью или облегчением; более того, это удовольствие подкреплялось мыслью, что женщина, шагающая рядом, движима в эти сомнительные полдневные часы побуждениями едва ли более высокими, нежели мои.

«Народный дом» был уже открыт, но, поскольку часы показывали лишь без четверти двенадцать, ресторанный зал пока пустовал. Столы были застланы; против каждого стула стояла суповая тарелка, накрытая бумажной салфеткой, на которой лежал прибор. Никого здесь не было. Мы сели за один из столов, взяли прибор с салфеткой, положили его возле тарелки и стали ждать. Спустя несколько минут в двери показался официант, обвел усталым взором зал и хотел было снова убраться в кухню.

— Пан официант! — крикнул я.

Он опять повернулся к залу и сделал два-три шага в направлении нашего стола. «Вы что-то хотели?» — спросил он, находясь метрах в пяти от нашего стола. «Мы хотели бы пообедать», — сказал я. «Только в двенадцать», — ответил он и снова повернулся, чтобы уйти в кухню… «Пан официант!» — окликнул я его снова. Он повернулся. «Скажите на милость, — мне приходилось кричать, ибо стоял он вдалеке от нас, — у вас хорошая водка имеется?» — «Нет, хорошей нет». — «А что нашлось бы у вас?» — «У нас вот что нашлось бы, — ответил он мне из своего далека, — хлебная или ром». — «Плохо дело, — крикнул я, — но принесите нам две хлебной».

— Я и не спросил вас, пьете ли вы хлебную, — сказал я Гелене. Гелена улыбнулась:

— Нет, к хлебной не приучена.

— Не имеет значения, — сказал я. — Приучитесь. Вы в Моравии, хлебная — самая излюбленная водка мораван.

— Отлично! — обрадовалась Гелена. — Все это по мне, обожаю вот такой обыкновенный кабак, куда ходят шоферы и монтажники и где совсем простая пища и простое питье.

— Может, вы приучены добавлять ром в пиво?

— Отнюдь, — сказала Гелена.

— А, понятно, вы любите такую народную обстановку.

— Вот именно, — сказала она. — Терпеть не могу шикарные заведения, мотаются вокруг вас десять официантов, насервируют вам на десяти тарелках…

— Разумеется, нет ничего лучше такого кабака, где официант не обращает на вас никакого внимания и где до черта дыму и смраду. А главное, нет ничего лучше хлебной водки. Когда-то это было мое студенческое питье. На лучшее не было денег.

— Я люблю и самые простые блюда, ну хотя бы картофельные оладьи или шпекачки с луком, не знаю ничего лучшего, чем…