Какая-то девица вскочила на стол, и, задрав юбки выше головы, принялась отплясывать среди посуды, но один из рыцарей схватил ее в охапку и выволок за дверь — тогда она завизжала громче жеребца и заругалась неистовей самого Роберта Льва…
…Который все запальчивей и громогласней расписывал Кристиану Рэндери неприступность обитающего в замке трофея. Однако его красноречие пропадало впустую: странствующий рыцарь совсем затерялся в объятиях красотки, заслонился кубком с вином и, похоже, спал наяву, лишь изредка благодушно улыбаясь графу из глубин своего прекрасного сна…
— Гей, тише, вы, там! — вдруг проорал Роберт Лев. — Заткните ваши крикливые глотки! Наш гость устал и хочет отдохнуть, слышите, черти?!
Рэндери подпрыгнул, разом проснувшись.
— Я?!! — гаркнул он.
Это короткое слово, в котором не было ни одной согласной, прокатилось под сводами зала, как драконий рев.
Красотка взвизгнула и спрыгнула с колен трубадура.
Рэндери вскочил, чуть было не опрокинув скамью со всеми сидевшими на ней гостями, и даже Роберт Лев отшатнулся, когда трубадур схватился за меч. Но не успел граф привстать, как меч в руке Рэндери сверкнул в свете факелов, словно багровая молния, и врубился в дубовый стол. Рэндери откинулся назад, рванул меч к себе, и стол осел, перерубленный посередине; блюда поползли по нему мимо ошеломленных рыцарей, как живые.
Шуты с ужимками принялись бросать друг в друга перерезанные пополам оловянные кубки и блюда… Один из таких кусков поднял Роберт Лев, провел пальцем по месту среза и поднял на своего гостя глаза, в которых впервые появилось нечто вроде уважения.
Рэндери с лязгом бросил меч обратно в ножны и рявкнул:
— Вина!
— За здоровье Кристиана Рэндери, рыцаря Фата-Морганы! — дружно прогремели все, поднимая полные кубки.
Еще какой-то рыцарь вытащил меч, шатаясь, рубанул по столу, но попал по оленьей туше и распластал ее на два куска, а стол остался невредимым.
Справа и слева от него рыцари обнажали мечи, но он вдруг крикнул:
— Нет прекраснее дамы, чем Глория Кетская! — и все мечи замерли в воздухе, а все глаза обратились на странствующего рыцаря.
То был недвусмысленный вызов — прославить свою даму сразу после того, как была вознесена хвала рыцарю другой, и теперь все ждали, что ответит наглецу Кристиан Рэндери.
Рэндери тем временем успел осушить еще один кубок и снова посадить себе на колени свою красотку, но при дерзком возгласе расчленителя оленьих туш вскинул глаза и коротко рявкнул:
— Имя!
— Саймон Рольс, рыцарь Глории Кетской! — отозвался тот и с грохотом полез через стол.
Он спрыгнул на пол в огороженном столами четырехугольнике с шлемом в одной руке и с мечом в другой, с вызовом глядя на Рэндери.
— Рыцарь, Кристиан Рэндери мой гость, — с набитым ртом проговорил Роберт Лев, но трубадур уже крикнул:
— Кристиан Рэндери, рыцарь Фата-Морганы! — ссадил красотку с колен и поднялся.
Его вдруг шатнуло так, что он едва не упал, но все же удержался на ногах и перешагнул через перерубленный стол.
Нестерпимый шум, так долго не умолкавший в зале, стал быстро стихать и скоро превратился в невнятный гул, на фоне которого краснолицый барон крикнул, что, конечно, рыцарь Глории Кетской не откажется взять назад слова, вырвавшиеся у него в минуту запальчивости…
— Фата-Моргана — просто мираж! — прокричал рыцарь Глории Кетской, надел шлем и оттуда гулко захохотал.
После этих слов все поняли, что одного из гостей вскоре вынесут отсюда, а может, и обоих сразу, и гадали только — которого именно?
Рыцарь Глории Кетской был, пожалуй, наименее пьяным из всей компании. Вино лишь привело его в состояние крайней воинственности, но никак не повлияло на его силы. Он был высок, как сторожевая башня, и казался еще выше благодаря коническому шлему, из-под которого вырывались на волю лишь усы и борода. Облаченный в полный рыцарский доспех, он через весь зал мерил своего противника взглядом гордого вызова.
Рыцаря Фата-Морганы, целый день не слезавшего с седла и влившего в себя сейчас вина не меньше, чем любой самый пьяный из гостей, шатало из стороны в сторону, как дерево в бурю, и он не падал только потому, что держался за стол. Его доспехи вызвали бы смех у любого огнедышащего дракона или великана, на нем не было даже шлема, но его глаза из-под грязной повязки бросали такие же грозные взгляды, как глаза его противника — из-под железного забрала.
— Граф, прошу вас подать сигнал! — потребовал Рэндери у Роберта Льва.
— Возьмите шлем, рыцарь! — крикнул ему кто-то, но трубадур только махнул в ту сторону рукой — и поскорее снова схватился за стол.
— Что ж, жаль, — пожав плечами, сказал Роберт Лев и велел одному из слуг, толпящихся в дверях:
— Труби!
Слуга поднес к губам охотничий рожок, и несколько гнусавых звуков возвестили о начале схватки.
5
Едва прозвучал сигнал, как Рольс с лязгом — лязг этот был услышан во всех концах притихшего зала — опустил забрало, сжал обеими руками длинный меч и двинулся к рыцарю Фата-Морганы.