Шушмор. Наследие исполинов

Землемер к ним, так, мол, и так, экая оказия приключилась: помощника своего потерял. А они на него зенки свои вытаращили, в бумагу с портретом тычут, вроде как сличают. Далее выдержки из дела о пропащем: во всех протоколах числится, будто землемер этот больше месяца находился непонятно где, а теперь вдруг раз и объявился.

Никитку, правда, так и не сыскали, а вот Федору Игнатьевичу штраф и повинность прописали, чтобы врать раз и навсегда отучился. Уличили его, стало быть, в злоупотреблении, отсюда и беды все. Ушел непонятно куда, залил за ворот лишнего, а по слабой природе впал в беспамятство. А когда в себя-то пришел, так и обратился за помощью. К сему расследованию прилагалась медицинская справка местного фельдшера Николая Васильевича Путятина, который авторитетно утверждал, что такой факт им зафиксирован и сомнению не подлежит.

Только что же это получается: мужик где-то в непотребном виде валялся, а его за добрые тридцать дней так никто обнаружить не смог? И куда его помощник подевался, тоже как-то непонятность. Сбежал? А в чем причина? Сыт, накормлен, при жалованье, за проступки ни разу хворостиной не бит. А, как известно, от добра добра не ищут. Вот и получается, что местные не расследование провели, а шутовство какое-то устроили. Такой у меня пока вывод напрашивается…

06 августа 1899 года

Прибыл я к месту назначения не пятого, как того предписывал мой путевой лист, а шестого числа последнего летнего месяца. А всему виной непогода. Хоть и не положено ей по времени, а она по-осеннему злая вышла. Непрекращающиеся дожди с грозами зарядили, так что пришлось пережидать и откладывать дорогу.

На постоялом дворе приключился у меня занятный разговор с местным конюхом. Так он, как выяснилось, такого ненастья и не видывал никогда. При этом я отметил для себя, что конюх отчего-то при упоминании здешнего леса говорил как-то уважительно и с трепетом, словно о живом существе. Впрочем, здесь все может быть вполне объяснимо. Местные деревни находятся в значительном удалении от цивилизованного мира, народ тут весьма дремуч и необразован – отсюда и сбивчивая речь, наполненная словами-паразитами да заменяющими их выражениями типа «тудыть», «разэдак», «явойный», а некоторые обороты, к счастью, я даже не способен воспроизвести, что уж говорить про сокрытый в них смысл.

Добравшись до Крестова Брода, я неохотно выбрался из теплой повозки. На улице моросил дождь, и унылые строения больше напоминали мохнатые валуны, чем крестьянские домишки.