Шулер с бубновым тузом

Я молчал, не в силах издать ни звука. Я не узнавал Анны. Из обыкновенной дурнушки она превратилась с ослепительную красавицу. Скальпель в руках хирурга сотворил чудо: подправил некоторые черты, не притрагиваясь к другим, и лицо пациентки преобразилось. Ее темную шевелюру выкрасили в золотисто-рыжий цвет, что при голубых глазах и соблазнительной родинке над верхней губой сделало Анну неотразимой. Она надела синее облегающее платье, купленное мной накануне встречи и любезно принятое ею, и обула ноги в модные босоножки из тонких переплетенных ремешков.

— Браво… — выдохнул я. — Ты мастер, Гена.

— Стараемся.

— Я еще что-нибудь должен?

Он достал из кармана счет и протянул мне со словами:

— Нужно немного доплатить. Пустяки по сравнению с шедевром, который мы создали. Не правда ли?

Анна стояла рядом с доктором, словно не решаясь оторваться от той жизни, которую она вела в клинике — размеренно-монотонной, посвященной исключительно себе и своей внешности. В замкнутом больничном мирке, словно в своеобразной материнской утробе, она как бы родилась заново. И теперь ей предстояло привыкнуть к себе иной, не похожей на ту, которой она была прежде. Мой восхищенный и слегка одурманенный взгляд показал ей, насколько глубока произошедшая с ней перемена.

Я взял счет, заверил Гену, что деньги переведу сегодня же, и подал сестре руку.

— Идем, я отвезу тебя домой.

— Разве вы не отметите это событие? — удивился Приходько.

— Ах, да, — спохватился я. — Тогда едем в ресторан?

Анна молча кивнула, и я повел ее к выходу. Так же, не проронив ни слова, я помог ей сесть в машину, уселся за руль и завел двигатель. Мой «мерс» раскалился на летнем солнце, как электрическая духовка.

— Жарко… — вымолвила Анна, первой нарушая молчание.

— Угу. Я включу кондиционер.

Я не знал, что говорить. Она тоже растерялась. Хрупкий мостик взаимопонимания между нами был разрушен ее новым образом. Я не ожидал увидеть сестру такой. Она не знала, как себя вести со мной.

Автомобиль тронулся с места, но мы с Анной продолжали оставаться в некотором оцепенении. На перекрестке я чуть не проехал на красный.

— Я не хочу в ресторан, — сказала она. — Отвези меня домой.

— Ладно.

Я перестроился в соседний ряд, искоса бросая на сестру пристальные взгляды. Я искал на ее коже возле линии волос тонкие, едва заметные шрамы, но пышные рыжие локоны закрывали их. Впрочем, пластическая хирургия делала семимильные шаги вперед, оставляя все меньше следов.

Анна сидела прямая, натянутая и сосредоточенная. Ее профиль обрел римскую горбинку, а шея удлинилась. Насчет шеи это был обман зрения, но чертовски ловкий обман. Шею пока доктора удлинять не научились. Выходит, форма носа субъективно влияет на другие пропорции.

— Что ты на меня так смотришь? — не выдержала сестра.

— Гена обещал полное сходство с Маргаритой Тереховой, — выпалил я. — Но я его не нахожу.

— Это тебя огорчает?

— Я бы не сказал.

Она в самом деле смахивала на Терехову, но только при беглом взгляде. Овал лица, лоб, нос, щеки и губы — другие. Повадки — тем более.

— У тебя волосы, как у Миледи в «Трех мушкетерах», — добавил я. — Так было задумано?

— Я давно мечтала о рыжих кудрях, — улыбнулась Анна.

Кажется, она начала оттаивать.

— Я купил тебе сумочку со всеми женскими причиндалами, — с облегчением сообщил я. — Она на заднем сиденье. Подать?

— Я сама.

Анна повернулась, перегнулась назад и дотянулась до светлой сумочки с позолоченным замочком. У нее в жизни не было ничего подобного. Она открыла сумку и ахнула — косметичка, набитая дорогой косметикой, изящное зеркальце, кошелек.

— Спасибо, — зачарованно пробормотала сестра, доставая зеркальце.

Всю дорогу до дома она придирчиво разглядывала себя, то поднося зеркальце поближе, от отставляя подальше.

— В клинике тебя не подпускали к зеркалу? — полюбопытствовал я.

— Подпустили, но не сразу. У меня случился нервный срыв, — сообщила она. — Твой друг говорил тебе?

— Говорил.

Она не уточнила, что именно рассказал Гена, а я умолчал о стигмате на ее теле.

— Я давно мечтала о таком лице, — призналась Анна. — Тяжело каждый раз видеть в зеркале чужие черты. Я ненавидела себя из-за этого. Ненавидела и презирала. Зато теперь мне хорошо. Ты очень добр ко мне, Коля.

Я кивал, слушая ее странную болтовню. У нее явно проблемы с головой. Как Гена этого не заметил? Впрочем, он же хирург, а не психиатр.

Время от времени я оглядывался назад, не пристроился ли за нами серый «ниссан-кашкай». Его не было.

В квартире Анна быстро прошлась по комнатам, потом устало опустилась в кресло в гостиной и закрыла глаза. Мы оба чувствовали себя не в своей тарелке. Я открыл окна и пожалел, что не нанял уборщицу из фирмы бытовых услуг, которая вытерла бы здесь пыль и освежила полы.

Шулер с картины щурил плутоватые глаза, будто подтрунивая надо мной. Дескать, много узнал? Накось, выкуси!

Рыжеволосая красавица дремала в кресле, словно яркая бабочка, отдыхающая на ветке дерева. Она мало напоминала ту Анну, которую я впервые увидел на крыльце старокрымского дома.