Шулер с бубновым тузом

Она прижала палец к его губам.

«Тихо, тихо! Это секрет…»

— За кладом, за чем же еще? — прошептал он, объезжая глубокую выбоину на грунтовке. — Меня не проведешь.

Проселочная дорога была пустынной. На небе блестел серп луны, цепляясь за верхушки елей. Хмуро шумел лес.

Лавров подумал, что надо хорошенько выспаться. Завтра его ждет тяжелый день. Глория на прощанье сунула ему целый список поручений, которые необходимо было выполнить до вылета. Он торопливо сунул его в карман, не потрудившись хотя бы пробежать глазами.

Сбавив скорость, он достал список и присвистнул:

— Ого! Где я все это возьму? Раздобыть два женских платья семнадцатого века, бархатное и простое… тюрбан… женскую шляпу с плюмажем… жемчуга… зеркало… свечи… два мужских камзола, парчовый и поскромнее… мужской берет с пером … Блин! Она что, с ума сошла?..

Роман притормозил, ругая на чем свет стоит всех Крапивиных и барышню Ремизову, с которой ему предстояло завтра познакомиться. Досталось и графине де Ламотт. Не наломай она в свое время дров, у него бы сейчас голова не болела.

Ладно, одежду и головные уборы можно взять напрокат… это не проблема. Главное, размеры указаны. Фальшивые жемчуга тоже найдутся.

— Зачем Глории этот маскарад? — пробурчал он. — Что она придумала?

Он опустил со своей стороны стекло и вдохнул ночную свежесть. Пахло хвоей, грибами и палой листвой.

— А камзолы для кого? — произнес он в темноту, полную тревожных ночных звуков. — Один наденет Крапивин, а второй?..

Глория лежала в постели и смотрела в потолок. Она вспоминала повешенного, который схватил ее за подол в странном саду из ее сна. Кто он? И кто та девушка, ведущая на поводке усмиренного льва?

…Лев неторопливо шествовал по дорожке между апельсиновых деревьев за своей укротительницей, как две капли воды похожей на Глорию. Она обернулась и произнесла:

— Ты — это я!

Глория испуганно шарахнулась в сторону и побежала в глубь сада. Ей казалось, что лев несется за ней сквозь заросли жимолости, она ощущала за спиной горячее дыхание зверя. Чья-то рука схватила ее за подол ночной рубашки.

— От себя не убежишь, — захихикал повешенный.

Его голова была на уровне ее колен, а волосы доставали до самой земли. Глория боялась наступить на них и топталась на месте.

— Я боюсь тебя, — призналась она, с опаской глядя на висящего человека.

— Ты боишься себя, — засмеялся он. — Это бессмысленно.

— Как же мне быть?

— В жизни, как и шахматах, жертвы неизбежны, — с этими словами повешенный дернул ее за подол.

Глория рванулась и, оставив в его руках лоскут хлопчатобумажной ткани, ломая жимолость, понеслась на свет дворцовых окон…

Звон разбитого стекла отрезвил ее, и она очнулась… в собственной спальне. На прикроватной тумбочке разрывался будильник. За шторами теплился розовый рассвет.

Глория не торопилась вставать. Она лежала, обдумывая завтрашние события. Не то чтобы она предвидела их, — будущее раскрывалось перед ней отдельными фрагментами, порой бессвязными. Ей предстояло принимать решение и действовать. Она чувствовала себя на перепутье, выбирая дорогу, по которой нужно идти…

* * *

Тем же утром в однокомнатной квартире в Лосе зазвонил телефон.

— Собирайся, Жанна, — после короткого разговора с Лавровым сказал Крапивин. — Мы сегодня же летим в Симферополь. Последним рейсом.

Она с недоумением воззрилась на него.

— Зачем?

— Потом узнаешь.

— Мне хочется спать.

— До вечера далеко. Сложишь сумку и ляжешь. Я тоже смотаюсь домой за вещами, и билеты взять надо.

Они с Жанной всю ночь глаз не сомкнули. Говорили о ее безрадостном детстве, о Валицком, который превратился в ее навязчивый кошмар, о графине де Гаше.

«Иногда мне кажется, что я — больная, разбитая старуха, умирающая в полном одиночестве, — жаловалась Жанна. — Я жду кончины, как избавления от земных страданий. Но страх продолжает преследовать меня».

«О чем ты думала перед смертью? — спрашивал Нико, теряя ощущение реальности. — Какой была твоя последняя мысль?»

«Не помню…»

Она силилась вызвать в памяти те бессознательные мгновения, но на ум приходил только страх, что и после смерти ее настигнет то, от чего она бежала.